Мы не шевелились.
– Что это, папа? – наконец спросила Дана.
– Бобы. Я приготовил их по секретному рецепту.
На бобы масса ну никак не походила. Она даже пахла не бобами, а чем-то… несъедобным, как если бы собаку вытошнило полупереваренной пищей. Ну да ладно, пусть будут бобы с тостами и…
– А что на главное? – спросил я.
– Ты о чем? – удивился отец.
– Гамбургер? Или курятина?
– Ничего не нужно. Только не с этим блюдом.
– А что это за блюдо? – спросил Мика.
– Бобы на тостах, – гордо ответил отец. – Мама никогда вам такого не готовила, правда?
Мы переглянулись и покачали головами.
– Ну, кто первый?
Мы с Микой боялись шевельнуться.
– Я, папа, – кашлянув, сказала Дана.
Просияв, отец положил на ее тарелку тост и зачерпнул бобы. Они успели загустеть, и отцу пришлось приложить усилия, чтобы подцепить их. Запахло еще ужаснее. Отец наморщил нос.
– Как я уже говорил, они немножко подгорели. Но все равно должно быть вкусно. Наслаждайтесь.
– А ты не хочешь их попробовать, папа? – спросила Дана.
– Нет, это все для вас троих. Я просто посмотрю. Вы еще растете, вам нужно много есть. Мика?
Отец снова сунул ложку в миску и, нахмурившись, с усилием зачерпнул бобы, будто застывшее мороженое.
– Нет, спасибо. Я сегодня ужинаю у Марка. Не хочу перебивать аппетит.
– Ты не предупреждал.
– Забыл, наверное. Мне уже пора. Я должен был быть там еще десять минут назад! – Выскользнув из-за стола, Мика исчез за дверью.
– Ладно. А ты, Ник?
– Давай. – Я поднял тарелку и положил в нее тост. Густая, подгоревшая бобовая масса упала на тост тяжело, будто бейсбольный мяч.
– Размажьте их немного по тосту, так будет лучше, – посоветовал отец.
Мы с сестрой потыкали ложками в массу, честно пытаясь размазать ее. Мысль о том, чтобы положить это в рот, ужасала. Когда мы поняли, что дальше откладывать неизбежное не получится, вошла мама.
– Как дела? Я так рада вас видеть… – Она остановилась и наморщила нос. – Чем здесь воняет?
– Это ужин. Проходи, мы только тебя и ждем, – ответил отец.
Мама подошла к столу, глянула на еду…
– Так, дети, поставьте тарелки в раковину.
– Но… – заикнулся было отец.
– Никаких «но»! Я приготовлю спагетти. Ники, Дана, хотите спагетти?
Мы яростно закивали и быстро встали из-за стола.
– Отлично. Тогда возьмите с моего велосипеда продукты. Будет готово через несколько минут.
Как ни странно, отец ничуть не расстроился. Наверное, он это спланировал, ведь после того вечера ему запретили для нас готовить. И каждый раз, когда мама начинала жаловаться на то, что он не хочет взять на себя часть домашних обязанностей, отец искренне отвечал:
– Я пытался, но ты мне запретила.
* * *
Еда стала нашим слабым местом. Мы не могли тратиться на то же, что и другие дети – на печенье, конфеты и разные сладости, – и как только представлялась возможность получить их, становились будто пьяницы, уходящие в запой. Навещая друзей, мы наедались у них до отвалу. За раз мы могли съесть тридцать-сорок печений «Орео». Иногда мы ускользали из комнаты друга, тайком пробирались в его кладовую и снова ели.
То же самое происходило, когда мама покупала какие-нибудь сладости. Сухие завтраки, например. Как правило, дома у нас были только овсяные колечки «Чириос», и если мама вдруг покупала «Фрут Лупс» или «Трикс», то мы сразу же съедали всю коробку. Мы просто не могли оставить хоть немного на завтра. «Если я не съем это сейчас, то съедят другие, а там есть и моя доля!» – примерно так мы думали. И наедались до боли в животе. Однажды, съев по пять тарелок «Фрут Лупс» за полчаса, я и Мика сели на кровать. Животы у нас округлились.
– Там есть еще на одну тарелку, – сказал Мика.
– Знаю. Я тоже об этом думаю.
– Оставим Дане?
– Нет уж. Она съела последнюю порцию в прошлый раз.
– Помню. Но я уже объелся, больше ни кусочка не влезет.
Мы немного походили, наконец Мика повернулся ко мне и сказал:
– Может, разделим? Тебе половину и мне половину?
– Давай.
Отец тоже любил сладкое. У него всегда был запас «Орео», который он, зная о нашем пристрастии, прятал у себя в кабинете. Как следует поискав, мы обычно через несколько минут находили спрятанное и брали каждый по одной-две штучки, чтобы отец не заметил пропажи. Так повторялось еще пару раз, и каждый раз мы расправляли пачку, чтобы она выглядела так, будто ее не трогали. К возвращению отца в ней оставалась лишь пара раскрошенных печений.
Взяв опустевшую пачку, отец расширенными глазами смотрел на крошки.
– Стервятники! Мои дети – самые настоящие стервятники! – ища ключи, кричал он. Сев в машину, он ехал в магазин за «Орео». И потом весь вечер сердито смотрел на нас из своего кабинета.
На следующий день поиски печенья начинались заново. Найдя его, мы вновь непроизвольно съедали почти все, оставив лишь пару штучек.
– Стервятники! Стая проклятых стервятников! – опять кричал отец.
Глава 10
31 января,
Раротонга, Острова Кука
В наше последнее утро на острове Пасхи мы проснулись и позавтракали еще до восхода солнца. Ранние подъемы стали в путешествии обычным делом: мы завтракали в полседьмого и к восьми утра приходили в холл, чтобы поехать на осмотр очередной достопримечательности. А чтобы достичь этой достопримечательности, требовалось несколько часов – ну еще бы: почти девяносто человек и двести сумок багажа! Мы больше походили на медлительный караван. Как правило, самолет вылетал около десяти утра; к этому времени мы были на ногах почти пять часов и ничего уже не хотели.
За семь дней ранние подъемы, поздние ужины, долгие осмотры достопримечательностей и длительные поездки сделали свое дело: к концу визита на остров Пасхи почти все вымотались. А ведь это было лишь третье место нашего путешествия!
Перелет на Раротонгу, главный из южнотихоокеанских островов, известных как Острова Кука, занял семь часов. По графику никаких туров запланировано не было, и мы провели остаток дня кто как хотел, а наутро планировали отбыть в Австралию. В Раротонге мы остановились лишь для того, чтобы разбить четырнадцатичасовой перелет с острова Пасхи до Айерс-Рок.
Здесь было влажно и гораздо теплее, чем на острове Пасхи. Типичный островной день: небо затянуто плотными кучевыми облаками, предвещающими послеобеденный дождь, и постоянно дует легкий бриз. Красивый остров: главная дорога идет вдоль побережья, в центре вонзаются в облака зеленые горы. Как и остров Пасхи, Раротонгу изначально заселили полинезийцы; она стала известной благодаря принудительной высадке мятежниками капитана Блая и его сторонников с «Баунти» в конце восемнадцатого века.
