– Привет, Сан, привет. – Рыбак потрепал собаку по загривку. – Сейчас поедим. Сегодня еда будет, а завтра придётся поголодать. Как, потерпим?
Пёс умильно вилял хвостом – завтрашний день для него не существовал.
Человек принялся за разделку улова, однако не управился и с третью, когда в ложбине вдруг появился всадник. Был он низок, с заметным животом и красноватым лицом; несмотря на затрапезные одеяния, держался с гонором, по-хозяйски.
За собой он вёл второго коня, вьючного, с корзинами у седла.
– Трудишься, Серый? – властно произнёс гость. – Это правильно, молодец, жупан будет доволен. Вот только, – он быстро окинул опытным взглядом горку разделанной рыбы, – маловат улов-то! Чем подать платить станешь?
– Что делать… – рыбак вяло пожал плечами, не глядя на сборщика, – сколь выловилось, столь и выловилось… Ты что же, всё сейчас и заберешь, Миллог?
Они говорили на языке ховраров. Для низенького и толстого мытаря это наречие явно было родным, рыбак же по имени Серый изъяснялся с некоторым трудом.
– Ну что же я, злодей, по-твоему? – возмутился названный Миллогом. – Работник тогда работает, когда есть что жрать. А коль жрать нечего, так и совсем свалится! Кому от этого прибыток? Мне? Иль жупану? Не боись, совсем голодным не оставлю!
Он быстро отодвинул в сторону пяток рыбёшек поплоше.
– Это тебе и псу твоему. Лопай давай, да помни мою доброту!
– Спасибо досточтимому, – равнодушно поклонился рыбак.
Миллог снял с вьючного коня одну из корзин, сноровисто смахнул туда оставшуюся добычу, однако уезжать не спешил.
– Эх, Серый ты, Серый… Как дураком был, так, прости, и остался. Уж десять лет, как нашли тебя в дюнах – только и мог бормотать что-то не по-нашему! – а так и не поумнел. Едва-едва урок исполняешь! Кабы не я, отведал бы плетей нашего жупана!
– Спасибо тебе, Миллог, – вяло шевельнулся Серый. – Знаю, ты меня защищаешь…
На лице толстяка появилось нечто похожее на сочувствие.
– Давно я тебе толкую – смени ремесло! Хоть в дроворубы подайся или углежоги. Лес стоит – вали не хочу. А с рыбой будет ли добыча, нет – урок плати. И сколько можно бобылём сидеть? Бабу тебе нужно, а то живёшь чисто зверь лесной. Хочешь, подыщу? Баб сейчас безмужних, что мурашей в куче. Сколько мужиков полегло… Скажи спасибо, тебя в ополчение не поставили!
Серый стоял и покорно слушал, упёршись натруженными руками в стол, блестевший от рыбьей чешуи. Голова его склонилась на грудь.
– Куда ж мне в ополчение… – глухо проговорил он. – Я и меча-то держать не умею…
– Да уж! – Толстяк презрительно фыркнул. – Помню я, как тебе его дали…
– Что уж вспоминать… – вяло махнул рыбак.
– Ладно. Мне пора уже, чтобы рыба не стухла. Так чего насчет бабы, а, Серый?
– Стар я для этого, Миллог.
– Стар, стар… Я вот за десять лет постарел, а ты, по-моему, ничуть не изменился. Да! И ещё! Слышал, болтают: хазги тут в Тарне схлестнулись с какими-то роханскими шишками? Шхакара убили, шамана ихнего, или как там у них такие зовутся…
– Шхакара? – Серый поднял руку к наморщенному лбу.
– Ну да! Насквозь проткнули, представляешь? И ещё то ли троих убили, то ли пятерых… А сами заговорённые, стрелы от них отскакивают…
Тусклые глаза Серого внезапно блеснули, но лишь на краткий миг.
– Стрелы отскакивают… Хазгские? Байки ты изволишь рассказывать, досточтимый…
– Да нет же, говорю тебе! Какие ещё байки? Верные люди сказывали, я им как себе верю. Трое этих было, с Рохана. Два гнома и ещё один какой-то недомерок…
– Недомерок в роханском войске? Ты же говорил, они все очень высокие…
– Дурак! Он не роханец, понял? С Севера он. Таких половинчиками кличут. В третий год нашей земли они хеггов Гистадиса да орков Грахура порубили почитай что до единого. Помнишь, я тебе рассказывал?
Серый молча кивнул.
– А теперь один такой здесь объявился, – разглагольствовал мытарь. – И зачем только притащился? Все ж знают, они роханскому правителю, Эодрейду, чтоб ему на ровном месте шлёпнуться, служат! Ну, Шхакар, понятно, и полыхнул. Надо ж так, с Вождём Великим, Эарнилом, столько войн прошёл, Аннуминас брал, потом город другой – эльфийский, что под землю провалился, – и цел оставался, а тут погиб!
– Шхакар погиб… – пробормотал Серый. – Шхакар… Шхакар…
– Болтал он тут в последнее время много ерунды какой-то. Будто видит огонь за горами, свет силы нездешней, что вот-вот прорвётся и настанут тадысь бедствия великие, земли да горы с места стронутся, реки из берегов выйдут, леса наползут, корнями давить станут, ветвями душить… Чушь, да и только. Может, и был когда-то он шаманом могучим, да к старости, видать, совсем из ума выжил.
Рыбак молчал, тупо глядя перед собой.
– Заболтался я тут. – Кряхтя, Миллог влез в седло. – Эй, ну чего стоишь? Помогай! Я сам, что ли, на коня это вьючить должен?..
…Сборщик наконец уехал. Рыбак по имени Серый некоторое время смотрел ему вслед, а затем, ссутулившись, поплёлся на берег.
– Сети там сушатся, посмотреть бы надо – не прорвались ли где… – пробурчал он себе под нос.
Однако с каждым новым шагом в бормотание его вплетались иные слова.
– Шхакар… – Серый тащился к морю проторённой за десятилетие тропинкой. – Ну да, помню его! Точно, помню! Хазг… Старый такой, седой, на шее шрам… Проклятье, но я же его здесь ни разу не видел! Так откуда ж мне знать?
Пёс трусил рядом, озабоченно поглядывал на хозяина и рад был бы помочь, да вот только не знал – чем.
Рыбак по прозвищу Серый жил в этих краях уже почти десять лет. Память так к нему и не вернулась, однако обузой приютившим он не стал – научился ловить рыбу, кое-как справляться с неводами да немудреным бобыльим хозяйством. Когда его нашли, он не помнил ничего, совсем ничего – ни имени, ни возраста. На вид ему можно было дать лет сорок; волосы стали совершенно седыми, приобретя грязно-пепельный цвет.
Правда, за прошедшие годы он и впрямь изменился мало, и, поскольку в деревне ховраров Серый появлялся редко, это как-то сразу бросалось в глаза. Телом он казался воином из воинов; ховрарский жупан-князь обрадовался было поначалу, решив, что попавший к нему человек явно из Морского Народа, а значит – добрый ратник, да и парней научить сможет.
Однако быстро выяснилось, что меч держать Серый вообще не умеет. Если и был когда-то воином – умения лишился вместе с памятью.
Жупан плюнул, велел всыпать найденному дюжину плетей для острастки и гнать на все четыре стороны или, если тот хочет, оставить, но нарядить на работу…
Серый вышел на песок. Лениво катил прибой; море разлеглось перед ним, спокойное и ровное; казалось, никогда не случается на нём ни бурь, ни ураганов.
