Ни Фолко, ни гномы не подали и виду, что слышат.
Лагерь оказался самым обычным скопищем на скорую руку возведённых землянок, полуземлянок, лёгких балаганов, палаток и шалашей. Фолко только дивился, как здешние обитатели переживают зимы – хоть и юг, хоть и возле моря, а холод всё равно холод.
В отдалении возле костра сидела на корточках группа хазгов – человек десять, с саблями, но без своих страшных луков. Один из них внезапно бросил в костёр щепотку какого-то порошка, отчего пламя тотчас же сделалось синим. Бросивший медленно выпрямился, заведя протяжную песню на своём языке; слова в ней были сплошь древние, и Фолко, неплохо зная обиходную речь хазгов, ничего не мог понять в этом песнопении.
Продолжая петь, хазг выбрался на открытое место. Кривоногий, седой, старый, весь в сабельных шрамах и смутно знакомый, как и тот трактирщик в Причальном, – уж не в отряде ли Отона вместе ходили?
Старый хазг меж тем закружился, широко раскинув руки и запрокинув голову. Фолко внезапно замер, прислушиваясь.
– Ты чего? – удивился Малыш.
– Тихо! – бросил хоббит. – Что они такое поют…
Фолко провёл достаточно времени в одном отряде с хазгами, чтобы заучить основы их языка. Здесь, однако, всё пелось совсем иначе, чем он помнил – степные воины любили песни протяжные и долгие, плавные, словно сменяющие друг друга холмистые гряды их далёкой родины. Тут же, напротив, слова теснились, налезали одно на другое, сливались в непонятную кашу.
Хоббит разобрал лишь отдельное – что-то про «свет», который куда-то «льётся», про «врага», который не то «встаёт», не то «идёт», про «огонь», про «землю», которая то ли сгорит, то ли, напротив, спасётся – в общем, совершенно непонятную белиберду.
Но пели зло, с силой, с напором – тут ошибиться было невозможно.
Старый хазг кружился всё быстрее, сабля так и мелькала, он словно рубил ею невидимых врагов. Песня становилась неразборчивее, слова оборачивались бессвязными выкриками; вскакивали и другие хазги, тоже начинали кружиться, исступлённо пластуя направо и налево кривыми клинками – удивительно, как умудрялись никого не задеть.
– Фолко, идём отсюда, – нахмурился Малыш. – Они, по-моему, тут все белены объелись или там грибов, не знаю уж, чего.
Сказано было не то чтобы громко, но старый хазг, похоже, расслышал. И не только расслышал, но и разобрал имя хоббита.
Всё ещё кружась, он ринулся прямо сквозь мелькающие сабли сотоварищей, не обращая внимания на клинки.
Его собственное оружие уже смотрело в лицо хоббиту.
– Шрага! – хрипло бросил он; сабля взметнулась для удара.
«Шрага» – «предавший, изменивший» на хазгском. Смертельное оскорбление у степняков, за которым – только поединок. В глазах хазга стояло безумие, на губах пузырилась пена.
– Ше вра?! – только и успел выкрикнуть Фолко, уклоняясь. «Ты что?!», но хазг явно не собирался ничего объяснять.
– Мадраш!
Ещё одно подсердечное оскорбление. «То, чем кормят свиней». Свиньи у хазгов отчего-то считались «нечистыми», их не держали как домашний скот и не употребляли в пищу.
Уворачиваясь, хоббит успел вглядеться в лицо нападавшего – дважды ему казалось, что он вспоминает тех, с кем ходил в Олмеровых отрядах, и на третий раз уже ошибки быть не могло: этот самый хазг предводительствовал своими соплеменниками у Отона!
Понятно тогда, почему он, Фолко, и «шрага», и «мадраш».
Гномы меж тем уже оказались справа и слева от хоббита, меч Малыша и топор Торина готовы к бою.
Остальные хазги, ни о чём не спрашивая, тоже схватились за оружие. Словно из-под земли появились страшные луки. Прогудела отпущенная тетива; по налобью предусмотрительно надетого хоббитом шлема скользнула стрела. Фолко пошатнулся, старый хазг мгновенно воспользовался этим, атаковал. Лезвие полоснуло по наплечнику и бессильно отскочило от мифрильной пластины.
– Шарыз оч! – выкрикнул Фолко, отбивая новый выпад. «Не сможешь» по-хазгски, но «не сможешь» не потому, что слаб, а потому, что преграда возведена самими Небесами, как, скажем, горный хребет, который ты пытаешься срыть голыми руками. Шарыз оч говорят сильному, признавая его силу и советуя заняться иным, полезным для других.
Хазг не ответил. Фолко крутнул меч над головой, притворяясь, что открывается, и, поймав противника на замахе, чётко направил острие в правое плечо старого воина. Хазг был в обычных кожаных доспехах своего племени; хоббит хотел лишь обезоружить противника, однако того словно подхватила какая-то злая сила: хазг внезапно споткнулся, неловко качнулся вперёд, пытаясь удержаться, и сам насадил себя на меч Фолко, насквозь пробивший ему сердце.
Завидев упавшего товарища, на хоббита и гномов со всех сторон ринулись все хазги, что случились неподалёку.
– Да остановитесь же, болваны! – заорал Малыш, но хазги, похоже, не понимали всеобщего языка, продолжая атаковать.
– Мы ж вас всех перебьём! – с присущей ему скромностью продолжал Маленький Гном. Меч и дага его так и сверкали.
Эти степняки кинулись в бой, не надев доспехов, даже самых простых. Нет чести убивать таких, когда на тебе – мифрильный бахтерец.
– Это мы – вас! – вдруг гаркнул кто-то на вестроне, хоть и с сильнейшим акцентом. В драку кинулся ещё один хазг, выше других и шире в плечах; он единственный оказался в доспехе.
Меч Малыша скользнул по умело подставленной сабле, а выкрикнувший хазг вдруг ловкой подсечкой сбил Маленького Гнома на землю. Четверо степняков тотчас же навалились сверху.
Дело принимало серьёзный оборот, и Торин уже не только защищался. Его топор взлетел и рухнул, тяжело шмякнулось сброшенное Маленьким Гномом мёртвое тело.
Фолко молча проткнул насквозь ещё одного степного воина. Загудели страшные хазгские луки, тяжёлая стрела ударила хоббита в грудь, отбросила назад; другая скользнула по шлему, но в голове всё равно загудело и в глазах на миг помутилось. Пущенные в упор, хазгские стрелы пробивали стальной доспех, если бы не мифрил, хоббит был бы уже мёртв.
Торин ещё дважды махнул топором, помогая подняться Маленькому Гному. Тот стряхнул с себя выживших, привстал даже; однако, защищая друга, Торин упустил из виду хазга в доспехах, так удачно свалившего Строри наземь. Степняк эфесом сабли ударил гнома в лицо, и – то ли тот забыл как следует затянуть ремни, то ли один из них порвался – но шлем слетел с головы Торина, а в следующий миг хазгская сталь глубоко рассекла гному лоб и бровь.
Хлынула фонтаном кровь, Малыш с диким воплем вскочил, размахнулся – но хазг успел ловко уклониться, в свою очередь отпрыгнув и вскинув руку. Степняки, как по команде, дружно остановились.
– Хватит крови! Уходите отсюда, уходите прочь!.. Этому, – он презрительно кивнул на Торина, прижимавшего ладони к окровавленному лицу, – я поставил свою метку. Второй раз свидимся – голову снесу. Забирайте его и проваливайте, только оружие бросьте. Плата за нашу кровь.
