Маргарита поморщилась, услышав название, которое категорически ей не нравилось, и подумала, нельзя признаваться в том, что Костя просил ее не читать своих книг.
– Я тоже решил, что память меня подводит, и внимательно все проверил, так что с полной ответственностью теперь заявляю, что эссе про Домбровского – это конспект первой книги Константина Ивановича.
Маргарита нахмурилась и сильно ущипнула себя за ухо. Где-то она читала, что таким образом можно выгнать из головы хмель.
– Прекрасная статья, логичная, стройная, легкая, самобытная, – разливался редактор дальше, – но читатели, приобретая книгу, надеются найти новый материал, а не пересказ старого. Вы согласны, что помещать это эссе в новую книгу было бы не совсем этично?
– О да! Да-да! Я, пожалуй, посмотрю, как там наши блины, – сказала Маргарита, неуверенно поднимаясь, – сменю девушку, а то неудобно.
Она остановилась на пороге кухни и с удовольствием стала смотреть, как гостья ловко управляется со сковородками. На блюде уже высилась ровная стопка аккуратных тонких блинов.
Маргарита заметила, что черное платье девушки все покрыто белыми пушинками от шали, которую она давала ей, чтобы согреться.
Взяв из тумбочки в прихожей ролик, она подошла, решительно выключила газ и энергично провела роликом по платью.
– Хватит, дорогая, мы все равно столько не съедим. Пойдем, помянем Константина Ивановича.
– Я домой, наверное, пойду.
– Ни в коем случае! – воскликнула Маргарита. – Ты обиделась, что я на «ты» и «дорогая»? Прости.
Девушка молча понесла блины в столовую. Маргарита нетвердыми шагами двигалась следом, не понимая, как лучше: протрезветь и все обдумать или напиться вдрызг, чтобы завтра не помнить об этом разговоре.
Хотя куда дальше? За сорок семь лет она впервые была так пьяна.
Давид с редактором сели еще ближе друг к другу и разговаривали о чем-то тихо, но увлеченно. Маргарита не хотела знать, о чем – наверняка не про Костю, и это очень грустно.
Давид встал навстречу девушке, принял у нее блины, помог сесть и налил всем.
Маргарита только пригубила.
Странно, обычно лишний спирт находит выход со слезами, но Маргарите никак не удавалось выдавить хоть одну.
Съев горячий блин, она почувствовала себя лучше. Наступившая в голове ясность давала надежду на то, что сейчас тому, как ее диссертация превратилась в Костину книгу, найдется какое-то приемлемое объяснение.
Оно есть, потому что его не может не быть! Если бы она только чуть лучше помнила то время…
Но четко всплывало в памяти только одно: Костя ходит по аудитории, сочувственно качая головой, и повторяет: «Риточка, дорогая, ну нельзя же показывать такую беспомощную работу!»
Наверное, после этих слов она все переписала под его диктовку, а потом вышла замуж, бросила службу, и Костя решил – зачем добру пропадать? Авторство, по сути, его было…
Если бы она хотела защититься, так защитилась бы. А почему она, кстати, не хотела, при готовой-то диссертации? Потерпела бы лишний годик и гордо ушла кандидатом наук. Что ее остановило? Не так уж она напрягалась на своей невеликой должности, чтобы надо было делать срочный выбор между семьей и работой.
Ладно, все это очень хорошо, но почему тогда Костя не сказал, что использует ее диссертацию для своей книги? Почему даже читать эту книгу не разрешил? Чтобы это не вскрылось?!
Не может такого быть…
Просто она сейчас пьяна, мысли путаются, вот и мерещится черт знает что. И редактор тоже сильно подшофе и несет околесицу, как всякий нетрезвый человек.
Маргарита вышла в кабинет и взяла с полки книгу мужа. Открыла, но буквы расползались по странице, и ясно было – если продолжит читать, стошнит.
Ничего, завтра на трезвую голову она проштудирует текст и поймет, что редактор все напутал. Во всяком случае, нормальное объяснение точно найдется.
С томиком в руке Маргарита прошла в спальню и опустилась на край кровати. Сколько она так просидела, неизвестно, но очнулась от того, что девушка тронула ее за плечо:
– С вами все в порядке?
– Абсолютно!
Маргарита встала, пошатнулась и распахнула шкаф:
– Простите, что пожалела вам чашки, – сказала она, стараясь четко выговаривать слова, – а знаете что, возьмите лучше свитер. Вот этот, он очень теплый.
Она достала с полки любимый свитер мужа, большой, белый, с рельефными косами, в котором он становился похож на полярного летчика. Девушка отрицательно покачала головой, и Маргарита почти насильно впихнула подарок ей в руки.
– Возьмите, возьмите! Я хочу, чтобы у вас осталось на память что-то о моем муже, раз вы любили его.
Девушка вздохнула и ничего не сказала.
– Ну так и всё.
Бог знает, как вышло, но Маргарита вдруг обнаружила себя лежащей на кровати. Девушка вытянулась рядом, на Костиной половине, и, по-покойницки сложив руки на груди, смотрела в потолок. Похоже, Давид с редактором изрядно напоили бедняжку.
– Пусть у тебя останется память, – упрямо повторила Маргарита, – ты будешь помнить его лучшим, чем я. Лучше, чем он был, таким, каким он только хотел стать.
Девушка вздохнула.
– Ты сильно его любила?
– Да.
– А он? Скажи.
– Вы простите меня за тогдашнюю истерику на кафедре. Я вообще не такая…
– Забыли!
– Ну и за то, что я сегодня приперлась…
– Фи, какие выражения! Наоборот, хорошо, что сказала, потому что я и так бы все поняла. Ты классная.
– Он не любил меня как женщину, клянусь! Просто говорил, что я умница и тонко чувствую литературу, иногда жалел, что я несовременная и слишком ранимая. Вот и всё.
– Ты классная, – повторила Маргарита, – только мир не бывает слишком плох ни для кого из нас. Мне сейчас кажется, что он вообще прекрасен.
– Да?
– Да, прости, не знаю, как тебя зовут.
– Какая разница.
– И то правда. Ты знаешь что, как бы там тебя ни звали, ты отпусти Константина Ивановича. Сейчас как раз такой день, что надо это сделать. Поблагодари его, что подарил тебе возвышенное чувство, отпусти и живи.
Девушка посмотрела на Маргариту как собака, у которой хотят отобрать кость.
– Возможно, я просто сильно пьяна, но сейчас ясно вижу твое будущее, – протянула Маргарита, – когда-нибудь у тебя будут дети, и ты повезешь их на дачу. Есть у тебя дача?
– Угу. Развалюха в деревне.
– Повезешь их в развалюху, потому что детям необходим свежий воздух. И когда наступит золотая осень, воздух похолодает, ты захочешь надеть что-нибудь теплое, и в куче старых вещей найдешь этот свитер и удивишься, какой он приятный и теплый, и не сразу вспомнишь, откуда он у тебя взялся. А когда вспомнишь, улыбнешься, и Костя с неба улыбнется тебе в ответ.
