Маргарита вздохнула. Ну ладно, она хоть дождалась, а девушке ничего не светит, по крайней мере в этой жизни, а существует ли та, еще большой вопрос.
С молоком матери впитав сказки Оскара Уайльда, Маргарита считала, что жертвовать собой во имя любви – это прекрасно, а сейчас впервые подумала, что не очень. И даже как-то ненормально, если вдуматься.
Мужская неразделенная любовь действительно красива, потому что предполагает активные героические действия по завоеванию предмета страсти, а у женщин немножко другая ситуация.
Женское обожание – это либо молчаливое страдание, либо «служение», а Пушкин не зря сказал: «Нет ничего безвкуснее долготерпения и самоотверженности».
Некстати пришедшая на ум цитата заставила Маргариту поежиться от стыда. Сколько лет, боже мой, сколько лет она проявляла эти качества… Зачем? Почему решила, что Костя ее половинка только на том основании, что сердце подпрыгивало в груди всякий раз, как она его видела? Да что там лукавить, любовь к Косте была просто способом спрятаться от реальности, не жить, не принимать решений, потому что, когда тебе не отвечают взаимностью, все остальное уже неважно.
Так и девушка станет прятаться от жизни за широкой спиной призрака…
Маргарита поднялась со скамейки и решительно двинулась к девушке. Та отступила. Маргарита поднажала, по пути задела низкое дерево, растущее возле тропинки, и получила за шиворот небольшой водопадик снега.
– Стойте, куда же вы! – Голос прозвучал странно громко в белой тишине кладбища.
Девушка остановилась.
– Давайте вернемся, – Маргарита взяла ее за локоть, – постоим еще немного, а потом прошу вас поехать к нам. Константину Ивановичу это было бы приятно.
– Но… – смешалась девушка.
Маргарита перешла на шепот:
– Слушайте, раз ничего не было, то и стыдиться нечего. Все хорошо.
Девушка нахмурилась:
– Извините, но это не моя заслуга. Это Константин Иванович…
– Важен результат, – перебила Маргарита.
Тут подошел редактор. Маргарита виделась с ним редко и в перерывах между встречами забывала, какой он симпатичный человек. Он носил старомодное прямое пальто и меховую шапку, так одевались папы времен Маргаритиного детства, и, может быть, поэтому она чувствовала к нему инстинктивное доверие.
Подойдя, редактор обнял ее, ткнул в щеку густой заиндевевшей бородой и, по журавлиному подняв одно колено, поставил на него очень старый дипломат и извлек оттуда четыре красные гвоздики.
Все вчетвером они постояли возле могилы, как почетный караул. Ноги у Маргариты совсем застыли, но никто не шевелился, пока она не поняла, что должна первая отойти.
– Люди помнят, Риточка, – сказал редактор, когда они вышли на главную дорожку, – просто сегодня рабочий день, они позже подойдут.
Она кивнула и украдкой взглянула на экран мобильного, не вынимая его из сумочки. Ни одного пропущенного, помнят, ага!
Только войдя в квартиру, все поняли, как замерзли. Маргарита бросилась за шерстяными носками и шалью для девушки, а Давид быстро достал из холодильника водку и разлил в рюмки.
Стол Маргарита сервировала утром, чтобы не смущать гостей хозяйственными хлопотами, и, наверное, сделала это зря, потому что сейчас они четверо смотрелись потерянными за большим столом, уставленным тяжелым хрусталем и столовыми приборами.
Выпили стоя, не чокаясь, Маргарита закашлялась и побежала в кухню за закусками и, пока несла, совершенно охмелела. Давид тем временем налил по второй. Редактор отсалютовал Костиной фотографии, сказал: «Ну, земля, как говорится, пухом» и замахнул рюмку, сделав это так технично и аппетитно, что Маргарита тоже выпила одним глотком.
В голове тут же образовалась радостная и приятная легкость, сквозь которую она с трудом понимала, что собравшиеся чего-то от нее ждут. Кажется, она главная персона здесь, как вдова, и должна вести себя соответственно. Надо как минимум расчувствоваться, а лучше заплакать.
– Ой, у меня ж блины, – подхватилась Маргарита.
Она зажгла газ под двумя чугунными сковородками, достала из-под стола кастрюлю с тестом, которое от долгого ожидания вспенилось даже как-то гневно, и быстро очистила половинку картофелины, чтобы смазывать сковороды маслом.
Тут в кухню вошла девушка и мягким, но решительным движением отобрала у Маргариты половник.
– Я сделаю, сделаю, – сказала она.
Выдав девушке лопаточку и блюдо для готовой продукции, Маргарита вернулась к столу. Мужчины сидели рядышком, пили, закусывая маринованными грибочками, и о чем-то вполголоса говорили.
Она опустилась на стул возле редактора. Голова покруживалась, но вдова храбро протянула Давиду пустую рюмку.
«Ему, бедняге, сейчас просто необходимо напиться до отключки, – решила она, – положу его в кабинете, пусть выспится. Я-то ладно, со мной ясно, вдова, а он? Оксана так и зависла между жизнью и смертью, врачи говорят то одно, то другое, и он по десять раз на дню ее хоронит, бедняга… Она же для него вся жизнь, не то что Костя… Так, стоп! Что это еще за пьяная мысль! Костя тоже был для меня жизнью, просто нам с ним не пришлось вместе пережить такие страшные испытания… Нет, ну что это за мысль, что у них – настоящее, а у нас с Костей – нет! Просто не надо пить, если не умеешь, дорогуша…»
Подумав так, Маргарита выпила до дна.
– Слушайте, – вдруг сказала она редактору, – но неужели же последний кусок, что я вам прислала, оказался так плох, что его прямо вот никак никуда нельзя было пристроить?
Редактор взглянул на нее изумленно и потянулся к бутылке. Маргарита придержала его руку:
– Нет, Давочка, ты наливай. Я слышала, что руку менять нельзя.
– Совершенно верно, – улыбнулся Давид.
– Хорошо, что больше никто не пришел. Близкие здесь, а лицемеров нам не надо.
– Ну, давайте за это.
– Давайте.
– Так что не так с тем куском? – наседала Маргарита с пьяной настойчивостью.
– Все так, Риточка, все так! Я вам больше скажу: это эссе – лучшее, что выходило из-под пера Константина Ивановича…
– Да? – Маргарита от изумления покачнулась на стуле.
– Великолепный текст, просто жемчужина в творчестве вашего покойного супруга.
– Так в чем тогда дело? Почему его нельзя включить в книгу?
– А вы разве не поняли?
Маргарита энергично покачала головой.
– Ну как же, голубушка! Он же представляет собой сжатый вариант первой книги Константина Ивановича.
Она быстро налила себе морса и выпила, надеясь этим хоть немного протрезвиться и понять, что происходит.
– Но это невозможно.
– Риточка, вы, верно, давно читали «Жертву героя», и не помните.
