Зиганшин оставил учительнице свою визитку, попросив сразу звонить, если вспомнит что-нибудь интересное, и вернулся на службу.
«Лучше бы пожрал, – с раздражением думал он, – тоже еще патер Браун выискался! Узнал ты, что у Давида Ильича абсолютный слух, а мамаша Рогачева – стерва, и что дальше? Что ты вообще хотел? Какую версию родить? Что какой-то псих взорвал Дымшица с Рогачевым, потому что те сорок лет назад не дали ему списать домашку? Или потомки математички решили вернуть справедливость? Господи, какая глупость! Нет, как сказала бы Анжелика Станиславовна, давай-ка, родимый, соберись и ищи не там, где светло, а там, где потерял!»
* * *
Маргарита волновалась перед встречей с Вадимом и тысячу раз хваталась за телефон, чтобы все отменить. Нельзя это, нехорошо, но теперь так редко удается поговорить с живым человеком!
Кости не стало, а больше она никому не нужна. Все друзья семьи были его друзьями и не собираются нянчиться с бедной вдовой. Даже Дава… Они с Оксаной терпели ее, как жену Кости, а сама по себе она им неинтересна. Хуже того, противна, и нельзя на это обижаться, потому что она бездействовала. Не заставила маму тогда продать картины.
Наверное, Давида с женой тошнило от каждой ее улыбки, но ради Кости они терпели, а теперь его нет.
И она тоже скоро исчезнет, потому что была только Костиной тенью…
Почему-то сделалось очень грустно от этой мысли.
Маргарита открыла шкаф, чтобы выбрать для встречи такую одежду, которая ясно покажет Вадиму, что никакой романтики между ними нет и быть не может, и вдруг заметила, что Костина половина шкафа гораздо больше, чем у нее. «Так нельзя говорить, – усмехнулась Маргарита, – половины равны по определению, но суть в том, что почти все пространство занято Костиными костюмами, а мои три платья сиротливо жмутся в углу. Ну ладно, еще сарафан, юбочка и брючный костюм. Все. Интересно, почему я восемнадцать лет не замечала этой асимметрии?»
Заглянула в отделение с полками: та же картина. Сплошные Костины джемперы, свитера с высоким воротом, тонкой шерсти и грубой вязки, разных цветов. Отдельно лежат нераспечатанные сорочки – Косте нравилось, когда есть запас, и только одна полочка занята Маргаритиным хабаром: несколько пуловеров и шерстяная жаккардовая кофта, дорогая, качественная, но невыносимо старушечья.
Ящики тоже заполнены бельем мужа, все аккуратно сложено, скрученные бомбочкой носки в ячейках (специально была куплена такая штука в магазине «Икея»). А ее колготки лежат будто подброшенные.
Маргарита захлопнула шкаф. Какая глупость лезет в голову, господи! Костя был публичный человек, много выступал, общался с высокопоставленными людьми, естественно, он должен был выглядеть безупречно. Да, если сейчас она откроет обувницу, тоже увидит ботинки мужа, ну и что? Именно обувь создает облик человека, ею ни в коем случае нельзя пренебрегать.
«И одеколон, – будто какой-то черт шепнул ей на ухо, – его парфюмерия в три раза дороже твоей».
«Потому что я сама ему все это покупала, – отрезала Маргарита. – Косте плевать было на свою внешность, только нужно выглядеть соответственно общественному положению. Он зарабатывал деньги своими выступлениями, а я сидела дома и ни черта не делала. Так у меня в комоде целый ящик домашней одежды, и не каких-то там фланелевых халатов за пятьсот рублей, а красивых платьев, купленных в дорогих магазинах. Жаловаться нечего».
Она снова открыла шкаф и выложила на кровать брючный костюм и темное платье. Классическое платье цвета маренго в мелкую клетку они выбрали вместе с мужем, Маргарите оно не очень нравилось, и сидело, на ее взгляд, плоховато, но Костя был в восторге. А брючный костюм она купила сама. Маргарита улыбнулась, так ясно вспомнился тот день. Она получила деньги за корректуру (Костин редактор подбрасывал ей иногда халтурку, гонорары задерживали и задерживали, а потом вдруг раз! И выплатили сразу огромную сумму).
Маргарита отправилась в торговый центр с твердым намерением купить подарки маме и Косте, но, увидев этот костюм в витрине, оказалась заворожена им, как Буратино видом театра. Вообще она была равнодушна к шопингу, но иногда случались озарения: Маргарита видела вещь и понимала, что она должна ей принадлежать во что бы то ни стало. Редко такое бывало, наверное, раз пять-шесть за всю ее жизнь. Блузочка с вышивкой, туфли из кожаных лоскутиков, юбка-солнце с широким поясом и шнуровкой, теперь вот костюм.
В том, что он стоит почти ровно столько же, сколько составил ее гонорар, Маргарита увидела знак судьбы, а что оказался именно ее размера, – сигнал провидения, пренебречь которым просто преступно.
На подарки ничего не оставалось, и совесть подняла голову, но Маргарита успокоила ее обещанием приналечь на корректуру. Прямо из примерочной позвонила редактору с просьбой о новой работе. Редактор обещал давать столько, сколько она захочет, и даже немножко больше, потому что лучше Маргариты корректора нет.
Немного опьянев от похвал, и от вида себя в новом костюме, и от казавшегося искренним одобрения продавщицы, Маргарита оплатила покупку.
Почему-то ей представлялось, что домашние обрадуются, но увы…
Мама строго заметила, что предпочла бы видеть дочь не в красивой одежде, а доброй и ответственной женщиной, которая понимает, что раз уж живет на чужой счет, то не имеет права баловать себя, когда ей случайно подворачиваются деньги. Другая бы внесла сумму в общий семейный котел, по крайней мере полюбопытствовала, нет ли у людей, которые ее много лет обеспечивают, какой-нибудь потребности, более насущной, чем броская и безвкусная шмотка.
Костя, наоборот, засмеялся, сказал, что любит быть кормильцем семьи и только приветствует мотовство супруги, только лучше бы ей ходить на шопинг вместе с ним или хоть с Оксаной. Потому что костюм на ней совершенно не сидит, подчеркивает недостатки фигуры и бледность лица, и добросовестная продавщица должна была предложить клиентке что-то другое, более подходящее, а не втюхивать залежалый товар.
После этих слов мужа Маргарита почти не носила костюм, только все равно приятно было думать, что он у нее есть.
А редактор, кстати, не выполнил свое обещание, никогда больше не предлагал работу.
Опустившись на краешек кровати, Маргарита попыталась заплакать. Ничего не вышло. И привычное чувство вины тоже куда-то испарилось.
«Ты давай осознай свое поведение! – воскликнула Маргарита в тщетной надежде вернуть в сердце боль и раскаяние, – у тебя умер муж, а ты возмущаешься, что у него было больше одежды, чем у тебя! И собираешься на свидание, что вообще не лезет ни в какие ворота! Ты – холодная и бездушная эгоистка, и имеешь право только на отчаяние! Вместо того чтобы бежать на гулянку, задравши хвост, перечитай-ка лучше Уайльда!»
Маргарита передернулась. Все-таки Уайльда в ее детстве было многовато, особенно сказки «Великан-эгоист», которую мама заставляла перечитывать при каждой провинности.
В уме она понимала, что ведет себя отвратительно, а сердце почему-то билось ровно и спокойно, и совершенно не хотелось думать, какая она ужасная, а только лишь о том, что выбрать – костюм или платье. Эх, не зря мама называла ее психопаткой!
