Я не обнял ее в ответ.
Она отпустила меня и пошла обратно к машине. Одна.
* * *
Все проголодались. Мы купили в автокафе кофе и сэндвичей и вернулись обратно на шоссе. Эмма осталась на переднем сиденье, рядом со мной, но ехали мы молча. Никто понятия не имел, что между нами произошло, но все чувствовали напряжение, и даже Енох оказался достаточно сообразительным, чтобы не поднимать эту тему снова.
Мы с Эммой не сговариваясь решили, что не станем говорить о личном в присутствии остальных. Никаких споров. В конце концов, мы профессионалы. Выполним задание, а потом… Наверное, некоторое время мы не будем видеться.
Я старался об этом не думать и попытался полностью отдаться ритму дороги. Но боль никуда не делась, она маячила у самого порога чувствительности и была достаточно сильной, чтобы все время меня отвлекать.
Мы проносились мимо больших городов Восточного побережья, и первым позади остался Вашингтон. Одна из карт, которые мы рисовали с Эйбом, когда я был еще мальчишкой, как раз охватывала этот кусок Северо-восточного коридора и пестрела непонятными дедушкиными пометками. Одни дороги на ней были перечеркнуты, другие, наоборот, усилены параллельными линиями. Каждый город окружала целая куча символов: пирамиды из пунктирных линий, спирали в треугольниках. Каждый явно обозначал что-то важное для Эйба, Эйча и прочих охотников, но что полезное это было или, наоборот, опасное, мы не знали.
Проезжая по Колумбийской окружной, мы оказались очень близко от одного такого места и заспорили, не стоит ли заехать и проверить, что там.
– Это может оказаться как убежище, так и логово убийц, – резонно заметил Миллард. – А выяснить заранее нет никакой возможности.
– Все эти пометки могут означать разные петли, – высказалась Бронвин.
– Или разных подружек, – вставил Енох.
Эмма метнула в него кровожадный взгляд.
Вдруг зазвонил мой телефон, который лежал на торпеде, погребенный под залежами салфеток и остывшей картошки. Чтобы откопать его, понадобилось некоторое время.
На экране было написано: «Я». Это означало, что звонят с моего домашнего номера.
– Ответь же скорее! – воскликнула Бронвин.
– Не-не-не, это точно не лучшая идея!
Я подумал, что это наверняка опять мисс Сапсан, хотел сбросить вызов, но вместо этого случайно ткнул в «ответить».
– Черт!
– Алло? Джейкоб?
Это была не мисс Сапсан, а Гораций. Я включил громкую связь.
– Гораций?
– Мы все тут! – закричал Миллард.
– Ох, слава богу! А я уж боялся, что вы все померли.
– Что? – возмутилась Эмма. – С чего бы это?
– Мне… а, забудьте.
Ему явно что-то приснилось, но он не хотел рассказывать, чтобы не напугать нас.
– Это они? – на том конце послышался голос Оливии. – Когда они возвращаются?
– Никогда! – проорал Енох прямо в телефон.
– Не слушайте его, – перебил Миллард. – Мы в пути, вернемся, как только сможем. Максимум через несколько дней.
Голословное утверждение, но я бы и сам ответил так же. Сколько времени понадобится, чтобы отыскать в школе странного ребенка, доставить его в безопасное место и вернуться домой? Несколько дней? Что ж, звучит вполне разумно.
– Слушайте, – сказал Гораций, – мисс Эс просто вне себя. Мы прикрывали вас, пока могли, но потом Клэр все ей выложила. Теперь мисс Эс бесится. Ходит злая как черт.
– И вы звоните, чтобы об этом рассказать? – спросил я. – Мы и так знали, что она разъярится.
– Сделайте одолжение, – сказал Гораций, – если она спросит, скажите, что мы все пытались вас отговорить, но вы не стали слушать.
– Лучше бы вы прямо сейчас повернули домой, – добавила Оливия.
– Мы не можем, – ответила Бронвин. – У нас задание.
– Когда она узнает, чем мы тут занимаемся, уверен, она поймет, – выразил надежду Миллард.
– Я бы на вашем месте не была так уверена, – возразила Оливия. – Стоит вас упомянуть, как она тут же становится такого интересного цвета…
– А сейчас-то она где? – спросил я.
– Ищет вас, – сказал еще один, новый голос. – Это я, Хью.
Наверняка они столпились вокруг телефона в комнате моих родителей, сдвинули головы и слушают.
– О, привет, Хью, – весело сказала Эмма. – А где именно мисс Эс нас ищет?
– Она не сказала. Велела не высовывать носа из дома, а не то посадит нас под домашний арест, и улетела.
– Под домашний арест? О, мой зад! – закатил глаза Енох. – Сколько еще она будет обращаться с вами, как с детьми?
– Тебе легко говорить, – обиделся Хью. – Вы там развлекаетесь вовсю, а мы сидим в одном доме с директрисой, у которой только что пар из ушей не валит. Вчера она закатила четырехчасовую проповедь про ответственность, честь и доверие, и все такое. Я думал, у меня голова взорвется. Предназначалась-то она вам, а слушать пришлось нам.
– Да и мы тут, знаете ли, не в игрушки играем, – заявила Бронвин. – Приключения – тот еще геморрой. Мы не спали, не были в душе и не ели толком с тех пор, как уехали! Во Флориде нас чуть не перестреляли, а от Еноха уже воняет мокрой псиной.
– Ну, я хотя бы не выгляжу, как мокрая псина, – оскалился тот.
– Все равно это лучше, чем торчать тут, с ней, – возразил Гораций. – Ладно, берегите себя и, пожалуйста, возвращайтесь живыми. И вот еще что. Это наверняка прозвучит странно, но, пока вы там развлекаетесь, запомните крепко-накрепко: китайские рестораны – хорошо, континентальная кухня – плохо!
– И что это должно означать? – поинтересовалась Эмма.
– Что это вообще такое – «континентальная кухня»? – не понял я.
– Это часть сна, который я видел, – пояснил Гораций. – Я только знаю, что это важно.
Мы пообещали, что запомним, и Гораций с Оливией попрощались с нами. Перед тем, как они повесили трубку, ее перехватил Хью и спросил, не слыхали ли мы по дороге чего-нибудь о Фионе.
Я бросил взгляд на Эмму – ей явно было так же стыдно, как мне.
– Пока нет, – громко сказала она. – Но мы будем и дальше спрашивать, Хью. Везде, где только побываем.
– О’кей, – тихо сказал он. – Спасибо.
И повесил трубку.
Я положил телефон. Эмма повернулась к заднему сиденью и скорчила рожу.
– Нечего так на меня смотреть! – сказал Енох. – Фиона была прекрасная, милая девушка, но она умерла, и если Хью до сих пор не может с этим смириться, мы не виноваты.
– Надо было на самом деле спрашивать, – сказала Бронвин. – Можно было узнать и в «Богине», и в Портале…
