Дядя Бобби кивал как зачарованный. Дядя Лес бормотал: «Угу» – и рассеянно складывал в карманы остатки омлета с нашего завтрака.
Я велел им как следует выспаться, вызвал такси и отправил домой. Дальше настало время заняться родителями.
Я попросил Бронвин отнести их наверх, в спальню, пока сонный порошок окончательно не выветрился, – чтобы им не пришлось просыпаться в разбитой машине в окружении напоминаний о событиях прошлой ночи. Она положила их на кровать и закрыла дверь.
С минуту я мерил шагами коридор снаружи, оставляя песочные следы на ковре и нервно пытаясь придумать, что бы такое сказать. По лестнице поднялась Эмма.
– Эй, – прошептала она. – Прежде чем ты туда войдешь, я хочу, чтобы ты кое-что узнал.
Я подошел, и она сжала мне руку.
– Да?
– Ты ей нравился.
– Кому?
– Джанин Уилкинс. Девушка не подарит свой первый поцелуй кому попало, понимаешь?
– Я… ох, – мой разум попробовал находиться сразу в двух местах, но потерпел поражение и сдался.
Она расхохоталась и опустила глаза.
– Нет, насчет нее я вполне серьезно. Но я пришла пожелать тебе удачи. Хотя вряд ли тебе нужно еще – она у тебя и так есть.
– Спасибо.
– Мы будем внизу, если вдруг тебе что-то понадобится.
Я кивнул. Потом поцеловал ее. Она улыбнулась и ушла вниз по лестнице.
* * *
Родители проснулись в уюте собственной постели. Сквозь жалюзи лесенкой светило солнце. Я следил за ними из кресла в углу, грызя ногти и стараясь сохранять спокойствие.
Мама открыла глаза первой.
Она поморгала, протерла их, потом села, застонала и принялась растирать шею. О том, что последние восемнадцать часов она проспала в машине, она явно не имела никакого понятия – у кого хочешь после такого шея заболит.
А дальше она увидела меня и нахмурилась.
– Милый, – сказала она. – Что ты здесь делаешь?
– Я… я просто хотел кое-что объяснить.
Тут она посмотрела на себя и, видимо, поняла, что одета так же, как прошлым вечером. Лицо ее стало растерянным.
– Сколько сейчас времени?
– Около трех, – сказал я. – Мам, все хорошо.
– Нет, не хорошо, – она озиралась по сторонам, и ее растерянность на глазах переходила в панику.
Я встал. Она ткнула в меня пальцем.
– Стой там!
– Мам, только не надо пугаться. Позволь мне объяснить.
Она на меня не смотрела – просто игнорировала, как будто на самом деле меня тут и не было.
– Фрэнк, – она потрясла папу. – Фрэнк!
– М-м-м.
Он перевернулся на другой бок. Мама потрясла его сильнее.
– Франклин!
Вот она, моя последняя возможность. Момент, к которому столько готовился. Я быстро перебрал несколько разных стратегий, но все они сейчас выглядели крайне нелепо – слишком тупо, слишком глупо. Когда папа сел и стал протирать глаза, я потерял все самообладание, вдруг подумав, что не смогу найти нужных слов.
Впрочем, это уже было неважно – пора было выходить на сцену.
– Мам, пап, мне надо кое о чем с вами поговорить.
Я подошел к изножью кровати и начал говорить. Сейчас я уже почти не помню, что говорил, – только чувствовал себя, как коммивояжер, которому открыли дверь, а он толком не выучил речь. Я говорил о последних словах дедушки, о необычных фотографиях и открытке от мисс Сапсан, и о том, как все это привело меня к дому странных детей и к живущим в нем старинным друзьям Эйба, которые не только до сих пор живы, но даже ничуть не постарели. Я обнаружил, что неуклюже танцую вокруг терминов вроде «временной петли» и «особых способностей», потому что это как-то слишком быстро и слишком сильно. Моя куцая, отредактированная версия правды в сочетании с нервным возбуждением наверняка лишь укрепляла родителей в мысли, что я не в своем уме, и чем больше я говорил, тем дальше они от меня отодвигались, и мама натягивала одеяло на плечи, а папа вжимался в изголовье кровати, и жила у него на лбу, вылезавшая в минуты стресса, уже плясала джигу. Словно моя гипотетическая мания и вправду была заразной.
– Хватит! – закричала наконец мама. – Я не могу больше это слушать!
– Но это правда, и если бы ты только выслушала меня до конца…
Но она уже отбросила одеяло и выскочила из кровати.
– Мы услышали достаточно! Мы и так знаем, что с тобой случилось. Это все травма из-за дедушки! Ты перестал принимать таблетки!
Совершенно рассвирепев, она мерила шагами комнату.
– Мы отправили тебя через полмира по совету шарлатана, выбрав для этого самое худшее время, и у тебя случился нервный срыв! Тебе совершенно нечего стыдиться, но с этим надо что-то делать. О’кей? Нельзя и дальше прятаться в этих твоих… историях.
Мне словно пощечину дали.
– Да вы мне даже шанса не дали…
– Мы дали тебе сотню шансов, – перебил меня папа.
– Нет. Вы никогда мне не верили.
– Разумеется, не верили! – воскликнула мама. – Ты одинокий мальчик, потерявший важного для тебя человека. А потом ты встречаешь этих детей, «особенных», совсем как твой дедушка, и видеть их можешь только ты? Тут даже доктором быть не надо, чтобы поставить диагноз. Ты выдумывал себе друзей с двух лет!
– Я не говорил, что только я могу их видеть! – возразил я. – Вы сами их видели прошлой ночью на дороге.
На мгновение родители замерли, будто встретили привидение. Вполне возможно, они успели вытеснить вчерашнее происшествие – такое бывает, когда какое-нибудь событие категорически не сочетается с твоими представлениями о реальности.
– О чем ты говоришь? – спросила мама, и ее голос дрогнул.
Кажется, делать нечего – остается только познакомить их с моими друзьями.
– Хотите встретиться с ними? – предложил я. – Еще раз?
– Джейкоб! – сказал папа, и в его голосе была явная угроза.
– Они здесь, – продолжал я. – Обещаю, они не опасны. Просто… сохраняйте спокойствие, ладно?
Я открыл дверь и пригласил в комнату Эмму. Она успела сказать: «Привет, мистер и миссис Портман…», когда мама начала кричать.
Вбежали мисс Сапсан и Бронвин.
– В чем дело? – спросила мисс Сапсан.
Мама отпихнула ее в сторону – на самом деле отпихнула!
– Вон! ВОН ОТСЮДА!
Бронвин явно взяла себя в руки, чтобы не схватить маму и не швырнуть об стену.
– Мэриэнн, успокойся! – завопил папа.
– Они не причинят тебе вреда! – сказал я, пробуя схватить ее за плечи, но она вырвалась и кинулась прочь из комнаты.
