Мы с Маркусом оказались в разных командах, и вся игра сразу преобразилась. Первое время всё шло гладко, а потом я сбил Маркуса в подкате. Подкат был чистый, но Маркусу не понравилось, что его вот так, со всеми бицепсами и пирсингом, уронили на траву. Мы поспорили, даже потолкались и вернулись к игре. А с подкатами у меня всегда было хорошо. Я и в сборную-то попал, наверное, только из-за этих подкатов; с игрой головой или дальними ударами у меня было куда хуже. И вот я ещё раз сбил Маркуса – подкатился без нарушений, в мяч, но сделал это по-настоящему, будто мы действительно играли в футбол, а не просто катали мяч по лужайке. И тут уж Маркус разозлился. Схватил меня за футболку, стал дёргать. Я даже толком не понял, как сам раззадорился и стал отвечать ему тем же.
Маркус был явно сильнее, но меня это не остановило. Я знал, что за нами наблюдают Эшли, Крис, да и остальные ребята. Никто и не думал нас разнимать – все решили, что это забавно и настоящей драки тут быть не может. И мне тоже на какое-то мгновение стало весело, потому что мы с Маркусом кричали по-английски и, думаю, ругались мы не очень складно, а главное, как-то однообразно, чуть ли не повторяя ругательства друг друга. И когда я понял, что вот сейчас, ещё два-три слова, и наша стычка закончится, у меня в голове перемкнуло.
Щёлкнул переключатель – громко, отчётливо, даже вибрация прошла от груди до живота. Я это ощутил физически, всем телом, будто по нему разлили что-то вязкое и горячее.
Меня взяла тяжёлая колючая злость – и я стал бить Маркуса кулаками.
Разом вспомнил, как в десятом классе мама сказала, что я не буду смотреть финал Лиги чемпионов, если не постригусь, и как потом она меня стригла прямо перед телевизором, а я болел за «Порту» и плакал, потому что хотел отрастить длинные волосы. И как бабушка заставляла меня в младшей школе по воскресеньям пить полрюмки неразбавленного свекольного сока, потому что прочитала где-то, что это важно для обмена веществ, а потом, когда я уже учился на первом курсе, бабушка сказала, что ничего подобного не было, что она бы никогда не стала меня поить свекольным соком, потому что сама его недавно попробовала и её чуть не вырвало, а ведь меня в детстве тоже рвало, но я знал, что если не выпью чёртовы полрюмки, то останусь без сладкого и меня не пустят гулять. И как в восьмом классе я впервые шёл на свидание, а отец сказал, что не выпустит меня из дома, пока я не надену нормальные брюки, а я хотел пойти в своих любимых – драных и испачканных в краске. Единственные брюки, которые мне разрешили самому для себя выбрать, и только потому, что у меня был день рождения и мама обещала, что купит мне любые брюки, пусть даже самые дорогие, а я не хотел дорогие и выбрал именно эти – сразу драные и сразу испачканные в краске. А когда я вернулся после свидания, на котором всё, в общем-то, прошло не так плохо, выяснилось, что отец мои брюки вообще выбросил и обещал на следующий день купить мне сразу две пары новых – в дорогом магазине костюмов, потому что я уже ходил на занятия по праву и должен был привыкать выглядеть подобающе… И всё это и ещё десятки разрозненных картинок зашумели в моей голове единым гулом, и я стал не просто бить Маркуса, а бить с ожесточением. Хотя, думаю, со стороны это смотрелось не так ужасно.
К счастью, Маркус старше и сильнее меня, иначе я мог бы действительно сделать что-нибудь плохое. Он отступал, но, наверное, больше от удивления. Ведь он ничего не знал про меня и про Крис, да и про все эти письма от отца с его «специалистами» и «переправами», про бабушку с её свекольным соком, про мои любимые брюки и финал с «Порту», где Аленичев забил третий гол, а ещё раньше сделал голевую передачу на Деку. Маркус думал, что мы спорим только из-за футбола и моего грубого подката, а в этом случае так махать кулаками было бы действительно странно.
Не думаю, что я сделал Маркусу больно. Пару раз мне удалось его хорошенько задеть, но до лица я так и не дотянулся, а в какой-то момент сбил с него бейсболку. Увидел, как она упала на траву, и замер. Никакой плеши у Маркуса не было, и этот факт меня отрезвил. Я только растерянно посмотрел на свои кулаки, как если б не понимал, чего вдруг они устроили драку. И подумал, что наверняка выглядел очень глупо, хотя и позабавил зевак на балконе семейной общаги.
Закончилось всё как нельзя лучше. Я и сам не понял, как так получилось, но уже в следующее мгновение мы все смеялись. И я даже пожал руку Маркусу, а он сказал, что я ему своей игрой напомнил Дженнаро Гаттузо, и мне было приятно, хотя, конечно, это ерунда. А потом все разошлись. Остались только мы с Мэтом, Эшли и Крис.
Мэт и Эшли, кривляясь, изображали мою драку с Маркусом, смеялись, и мне было легко. А Крис впервые за эти дни посмотрела на меня и даже сказала, что я забавный. Я понял, что мы с ней помирились. И опять всё произошло без слов, без объяснений. Просто теперь мы могли общаться, как прежде, будто ничего такого между нами не было. Странное чувство. Словно вокруг что-то происходит и я даже участник всего этого, только вот ничего не понимаю и лишь могу порадоваться, если результат меня устраивает а тут меня результат явно устраивал.
У меня поднялось настроение, и я почти целый час считал, что всё задуманное – глупость, что можно отказаться от своих планов, но потом все ушли спать, а за мной зашёл Луис, и я понял, что обратной дороги нет. Её никогда не было.
– Хочешь китайскую лапшу? – спросил Луис.
– Сейчас?
– Да. Я знаю хорошее местечко.
– Поздно уже…
На самом деле я сразу понял, зачем пришёл Луис, – понял по его глазам, по голосу, – но почему-то всё равно изобразил удивление и вообще строил из себя дурачка. Не знаю, зачем я это делал. Будто надеялся, что Луис махнёт на меня рукой и больше никогда со мной не заговорит. Я буду злиться, говорить себе, что Луис меня обманул, что я просто потерял деньги, что ничего другого и не стоило ожидать, и вся эта история как-то сама по себе закончится. Но Луис с наигранной безмятежностью сказал, что сейчас самое время перекусить, и посоветовал взять с собой рюкзак – на случай, если я куплю что-нибудь навынос. Я согласился, и дальше всё было как в каком-то глупом голливудском фильме. Ну, или не в фильме, а в сериале.
Луис действительно отвёз меня в китайский ресторанчик, и мы действительно ели лапшу, и я никак не мог управиться с китайскими палочками и всё ждал, что кто-нибудь надо мной сжалится и даст мне нормальную вилку. Потом Луис ненадолго отошёл в туалет, а на его место сел совсем незнакомый парень в толстовке. Он ничего не сказал. Взял зубочистку из пластиковой коробочки, будто только для этого и приходил, ковырнул пару раз в зубах и бросил зубочистку на стол, а зубы у него были какие-то уж чересчур белоснежные, и это единственное, что я запомнил из его внешности. Когда он ушёл, я увидел, что на стуле лежит свёрток из чёрной масляной тряпки. Мне показалось, что весь ресторанчик уставился на этот свёрток, хотя, уверен, никому до меня не было дела. Я схватил его, торопливо сунул в рюкзак и почувствовал, что задыхаюсь: сердце колотилось до того быстро и гулко, что у меня онемели щёки. Не знал, что так бывает.
Когда вернулся Луис, он первым делом смахнул со стола зубочистку, и мы какое-то время сидели, доедали лапшу. Точнее, лапшу доедал Луис, а я с ещё меньшим успехом пытался хоть что-то подцепить непослушными палочками. В ресторанчике пахло какими-то приправами, в углу работал телевизор, и под ним сидело сразу шестеро или семеро азиатов – они были очень шумные, – а за другими столами почти никого не было, и повар за стойкой больше зевал, чем нарезал в кипящий котёл новую лапшу. На входе висели красный бумажный дракон и колокольчик – почему-то я понял, что он звякнул, только когда мы уже подошли к машине, а рюкзак казался слишком уж тяжёлым, и хотелось бросить его на дорогу, но я ничего подобного не сделал. Луис сел за руль и ни слова не сказал обо всём случившемся, только со смехом вспоминал мои попытки управиться с палочками, словно это было единственное событие всей ночи, достойное упоминания.
