Когда закончился фильм, мы разбудили Мэта. Он стал извиняться, сказал, что дело не в Тарковском, а в том, что он устал после тяжёлой недели, но его никто не слушал. Эшли заявила Мэту, что он испортил нам весь вечер, потому что своим храпом перекрывал голоса актёров, хотя это было неправдой. Мэт видел, что мы смеёмся, но оправдывался вполне искренне, и мне даже стало его немного жаль. При этом Крис вела себя спокойно – так, будто между нами ничего не произошло, – а я всё ещё чувствовал на губах застывшую влагу нашего поцелуя.
Мы с Мэтом сыграли короткую партию в пинг-понг. Я, кривляясь, изображал Маркуса с его бейсболкой козырьком назад и в итоге чуть не проиграл, хотя Мэт играл довольно плохо. Эшли смеялась, а потом Мэт сказал, что в самом деле хочет спать, и мы решили расходиться.
Крис попросила меня проводить её до Андерсон-холла. От Солбер-холла идти было далеко, на другой конец кампуса, и в этой просьбе не было ничего особенного, но я почему-то испугался и с такой мольбой посмотрел на Мэта, что он всё понял. Даже не знаю, как это у него получилось, – должно быть, мой взгляд в самом деле выражал многое, хотя Мэт ведь и не знал о том, что тут происходило за его спиной во время фильма. В итоге он сказал, что прогуляется с нами, и сделал вид, что не замечает недовольства на лице Крис. Я не хотел оставаться с ней наедине. Знал, что комната – в её полном распоряжении, Крис ещё днём сказала, что её соседка уехала на выходные.
Прогулка через кампус была странной. Разговор не клеился. Поначалу Крис молча шла рядом со мной. Я чувствовал, что это глупо, что в такой ситуации нужно хоть о чём-то с ней поговорить, но я совсем этого не хотел, поэтому притворился, что мне интересно слушать, как Эшли пересказывает Мэту сюжет «Сталкера». Получалось у неё так себе, и это даже не было смешно, а потом Эшли позвонил её парень. У него изменились планы, и он сказал, что заедет за ней, так что Эшли с нами распрощалась. Крис явно надеялась, что и Мэт уйдёт, но он не ушёл, за что я был ему благодарен.
Шли молча. Когда мы проходили по мосту, Крис оказалась чуть впереди, и Мэт шёпотом спросил:
– Что происходит?
– Мы целовались.
– Что?! Ты с Крис?
– Да.
– Дела…
Мэт явно повеселел. Хотел сказать что-то ещё, но тут мы поравнялись с Крис, и разговор опять утих.
Мы так и шли до Андерсон-холла, а потом Крис позвала меня к себе, потому что я ей однажды сказал, что ни разу не заглядывал в женскую общагу, а ещё рассказывал о том, какая у нас с Мэкси убогая комната. Эти два факта, по сути, не были связаны, но у Крис как-то так хорошо получилось их связать, что мне и самому показалось вполне логичным откликнуться на её предложение – зайти, посмотреть, как живут в Андерсон-холле. Мэт, слава богу, пошёл с нами, мне даже не пришлось бросать на него отчаянные взгляды. Крис это никак не прокомментировала – всё-таки они с Мэтом дружили, и в том, что он пошёл с нами, не было ничего особенного, – но в её молчании угадывалось настолько сильное недовольство, что мне стало неловко. Однако я ничего не мог с собой поделать. С тех пор как ушла Эшли, мне стало совсем тоскливо. Хотелось скорее вернуться к себе, в свою вонючую комнату в Солбер-холле.
У меня никогда не было девушки. То есть девушки, конечно, были, но не было секса. Наверное, поэтому я так испугался, что мы с Крис можем оказаться в одной комнате. Тут, в университете, для девятнадцатилетнего студента немного странно быть девственником. Ну, не то чтобы странно, в общем-то, ничего особенного, но это не то, чем ты будешь хвастать перед парнями в общаге. Я представил, как завтра скажу Мэкси, что переспал с Крис. А он спросит: «Это та самая коротышка из Небраски?» А я скажу ему, что не такая уж она коротышка, это просто он высокий. На самом деле мне бы и в голову не пришло ничего такого говорить Мэкси – если б я вообще захотел всё это с кем-то обсудить, он бы точно был последним в списке, да и Мэкси, скорее всего, понятия не имел, кто такая Крис, – но я всё это представил и окончательно решил, что нужно линять. И, когда мы поднимались по лестнице, я схватил Мэта за руку. Он посмотрел мне в глаза и, кажется, всё понял. А потом мы зашли в комнату Крис.
Я и вправду прежде не был в женском общежитии, но не удивился тому, как там всё аккуратно и что вокруг много всего мягкого и цветастого. Если б я раньше вдруг задумался, как именно выглядит комната женского общежития, я бы, наверное, представил себе нечто подобное – с кучей всяких тряпок, с фотографиями, постерами, мягкими игрушками и розовыми наушниками на подставке.
В комнате было всего две кровати, и кровать Крис стояла возле окна. Над изголовьем у неё висела фотография с её приёмной семьёй, фотография какого-то парня, может, сводного брата или просто знакомого, и вообще на половине Крис было много фотографий, и много пёстрых рисунков, и сразу два плюшевых медведя – один фиолетовый, другой зелёный. Но меня все эти фотографии и медведи не интересовали, я просто смотрел на кровать – знал, что, если Мэт вдруг уйдёт, мне нужно будет на неё лечь. Я уже как-то лежал на такой кровати, ещё в Москве, сразу после выпускного; ничем хорошим это не закончилось. Наверное, поэтому я так боялся. Подумал, что, если б с нами была Эшли, мне было бы легче. Даже если б она просто сидела за дверью, на полу, и ждала, пока мы с Крис выйдем к ней – помятые, довольные и обменивающиеся только нам одним понятными взглядами. Но Эшли не было, и я здесь чувствовал себя чужим.
Крис уже несколько раз напомнила Мэту, что он хочет спать и что именно из-за его сонливости мы ушли из Солбер-холла, но Мэт, вместо того чтобы оставить нас наедине, вдруг начал рассказывать о том, как встречался с девушкой из России и как она впервые отвела его в русскую баптистскую церковь. Крис то и дело замечала, что знает эту историю, что сама помнит ту девушку, потому что она училась в нашем университете, но Мэт не останавливался, шутил, смеялся, звал как-нибудь съездить в ту церковь, потому что «там душевно», и я был ему благодарен.
Я поначалу слушал Мэта, а потом мне стало скучно, и я почему-то начал думать о «Тартюфе». Прочитал про себя:
Ужели вам соблазн так трудно побороть
И столь чувствительно на вас влияет плоть?
О вашей пылкости не мне иметь сужденье,
Но я не так легко впадаю в вожделенье
И, даже если б вы разделись догола,
Всей кожей, что на вас, прельститься б не смогла.
Меня развеселил этот отрывок, и я, не сдержавшись, усмехнулся, а Мэт подумал, что я смеюсь над его шуткой, которую я на самом деле даже не услышал. Впрочем, это было весьма кстати, потому что разговор, точнее, монолог Мэта начинал выглядеть совсем уж странным. Он ещё что-то говорил, теперь про девушку, с которой играл в школьном оркестре, а я вспомнил, как читал «Тартюфа», вместо того чтобы готовиться к экзамену по алгебре в девятом классе, и как прятал его под обложкой учебника – не хотел расстраивать отца. Потом Мэт опять заговорил о своей русской девушке, а потом мы ушли. Просто в какой-то момент стало тихо, и я вдруг понял, что если сейчас уйти, то это не обидит Крис – можно будет сделать вид, будто ничего такого не задумывалось, будто мы просто зашли посмотреть её комнату, а теперь отправились спать. Уже на улице я сказал Мэту, что всё вышло как-то глупо, но Мэт сказал, чтобы я не забивал себе голову, что так бывает.