В темноте я слышу, как он вздыхает:
— Нам с тобой приходится проводить так много времени вдали друг от друга, Лори.
Я судорожно сглатываю. Не знаю, каких слов я ожидала от Оскара. Но уж точно не этих.
— Что ты имеешь в виду?
С тех пор как Сара перебралась в Австралию, всю свою энергию я трачу на домашние дела. Мне пора присуждать премию «Самая лучшая жена». И в результате мой муж откровенно намекает, что, бывая в отъезде, трахается со своей бывшей подружкой.
— Естественно, я очень по тебе скучаю, — продолжает Оскар. — А Кресс… Она ясно дает понять, что будет счастлива, если… если мы заключим соглашение…
— Соглашение? Блин, как изысканно! Прямо какой-то фильм из жизни парижан! — почти кричу я. Происходящее кажется таким абсурдным, что меня разбирает нервный смех. — И ты, разумеется, тоже счастлив заключить это чертово соглашение?
— Между нами ничего не было, — ровным голосом отвечает Оскар. — Клянусь, Лори, между нами ничего не было!
— Но ты этого хотел.
— Нет. На самом деле нет.
— Что значит «на самом деле»?! — ору я еще громче.
Оскар не отвечает, и его молчание говорит само за себя. Минуты две мы лежим в полной тишине. Потом я вновь подаю голос. У меня нет ни малейшего желания вдрызг рассориться с ним. Но от реакции Оскара на мое предложение зависит многое.
— Может быть, тебе стоит поговорить со своим боссом, сказать, что ты хочешь постоянно работать в Лондоне. Ведь предполагалось, что вся эта канитель с Брюсселем — лишь на время. — Слова мои повисают в воздухе.
Я прекрасно знаю, что Оскар очень дорожит своей нынешней должностью и работать в Брюсселе ему нравится. Наверное, с моей стороны жестоко предлагать ему отказаться от всего этого. А разве с его стороны не жестоко?
— Этого никогда не произойдет, — цедит Оскар нарочито усталым тоном, словно я достала его своими смехотворными подозрениями.
— Ты сказал, что «на самом деле» этого не хотел, — напоминаю я. — Что значит «на самом деле»? Это не похоже на однозначное «нет».
— А на что это похоже, черт возьми?! — повышает голос Оскар. — На неоднозначное «да»?
Оскар позволяет себе кричать чрезвычайно редко. Практически никогда. Слышать его крик так непривычно, что я внутренне сжимаюсь.
Мы оба чувствуем себя обиженными. Лежим молча, отвернувшись друг от друга.
И вновь я первая нарушаю молчание:
— Когда ты соглашался на эту работу, мы обещали друг другу, что твои отлучки не разрушат нашу семейную жизнь.
Оскар с готовностью поворачивается ко мне:
— Мне никто не нужен, кроме тебя, Лори. Ни Кресс, ни любая другая женщина.
Я не двигаюсь. Челюсти мои так крепко сжаты, словно их свела судорога.
— Мы не можем вечно жить вдали друг от друга, — наконец произношу я.
— Может быть, через несколько месяцев у меня появится возможность получить новую должность и работать только в Лондоне, — говорит Оскар. — Я постараюсь прощупать ситуацию, хорошо? Поверь мне, Лори, я был бы счастлив не расставаться с тобой каждое воскресенье.
Я поворачиваюсь к нему. Оттолкнуть оливковую ветвь, которую он протягивает, у меня нет сил. Но я вовсе не уверена, что наш конфликт исчерпан. Дело не только в Крессиде. Для Оскара его работа важнее всего на свете, и я это вижу. Важнее меня, важнее наших отношений. Мне кажется, он ведет двойную жизнь. В одной жизни, лондонской, он мой муж, а в другой, брюссельской, — свободный человек. И эта вторая жизнь намного интереснее и насыщеннее первой, в ней есть не только деловые встречи, заседания и важные сделки, но и прогулки по городу, тусовки с друзьями в модных барах, обеды в шикарных ресторанах. Конечно, муж пытается поделиться со мной кусочками своей второй жизни, иногда присылает целые фотоотчеты. Но в принципе, ему вполне удается усидеть на двух стульях.
О, как он теперь не похож на моего безмятежного тайского возлюбленного. Пейзаж, который висит в нашей спальне, теперь кажется мне чудной фантазией, а не воспоминанием.
— Послушай, Оскар, мы с тобой женаты, но это вовсе не означает, что все наши романтические чувства и стремления теперь направлены в одну сторону. Мы живые люди, а у живых людей постоянно возникают… скажем так, искушения. И не надо делать вид, что этого нет.
Теперь мы лежим лицом друг к другу. Но в комнате темно, и я не вижу его глаз.
— Ты хочешь сказать, что у тебя возникло искушение? — спрашивает Оскар.
Ответить правду? Доли секунды мне достаточно, чтобы решить: это ни к чему хорошему не приведет.
— Вопрос не в том, возникают у нас искушения или нет. Вопрос в том, какой мы сделаем выбор. Только это имеет значение. Поженившись, мы с тобой выбрали друг друга. Мой выбор — это ты, Оскар. Каждое утро я просыпаюсь с мыслью, что мой выбор — это ты.
— Мой выбор — это ты, — эхом повторяет он, привлекая меня к себе.
Я обнимаю его. Чувство такое, словно наш брак стал осязаемым и мы держим его в руках, как драгоценность.
Но эта драгоценность стала такой хрупкой, такой уязвимой. Одного неосторожного движения достаточно, чтобы разбить ее вдребезги. На сердце у меня неспокойно, и еще долго после того, как Оскар заснул, я лежу с открытыми глазами и смотрю в темноту.
21 ноября
Лори
— Лори! — Оскар склоняется надо мной, приподнявшись на локте.
Я выныриваю из причудливой путаницы снов, в которой только что барахталась. Цифры, горящие на электронных часах в изголовье, сообщают, что сейчас половина шестого утра.
— Лори… — Он целует меня в плечо, руки его скользят вдоль моего тела.
— Ты не спишь?
— Уже нет, — отвечаю я шепотом, все еще пребывая в пограничной зоне между реальностью и дремой. — Сейчас совсем рано.
— Знаю, — говорит Оскар, его теплая рука лежит у меня на животе. — Давай… давай сделаем ребенка.
Предложение настолько неожиданное, что у меня глаза лезут на лоб.
— Оскар… — Я поворачиваюсь и смотрю ему в лицо.
Он испускает сдавленный стон и целует меня в губы, не позволяя ничего сказать в ответ, ноги его обвивают мои бедра. Наш секс стремителен и пылок, обоих переполняют эмоции. Вчера мы опять поссорились, или, как сказал бы Оскар, у нас был напряженный разговор. Я спросила, прощупал ли он почву насчет новой должности, которая позволила бы ему не покидать Лондон. На эту тему мы негласно установили табу. Я позволила себе его нарушить.
Когда все заканчивается, мы в изнеможении растягиваемся на смятых простынях. Мы снова сделали выбор и снова выбрали друг друга. Не уверена, что Оскар действительно хочет ребенка. Но по крайней мере, я убедилась, что небезразлична ему.
