— Спасибо, Ева, — виновато улыбается Джек. — Не сердитесь. Хотите грейпфрут? — Он кивает в сторону корзины с фруктами, которую принесли ему коллеги.
— Ты и представить себе не можешь, сколько грейпфрутов мне предлагают за смену, — усмехается она. — Если хочешь сделать мне приятное, в следующий раз, когда тебе понадобится помощь, нажми на кнопку.
Сестра выходит, оставив нас вдвоем, то есть, конечно, не совсем вдвоем. Помимо Джека, в палате лежат еще пять человек, все они намного старше его. Сейчас в клинике время для посещений, но, кроме меня, других посетителей в палате нет, и почти все пациенты дремлют на своих койках. Окно за моей спиной открыто настежь, на многих тумбочках жужжат вентиляторы, и все равно в палате нечем дышать.
— Сегодня на улице жарко. — Я сижу на той стороне, где Джек слышит нормально.
— Неужели мы с тобой опустились до разговоров о погоде? — вздыхает Джек. — Деградация налицо.
— А о чем ты хочешь поговорить?
Он пожимает здоровым плечом и морщится:
— Слушай, ты же у нас наставница подрастающего поколения. Поведай, что волнует нынешнюю юную поросль.
Я снимаю с запястья резинку для волос и собираю волосы в конский хвост:
— С удовольствием. Наш журнал предназначен для девчонок, и в основном их волнуют проблемы, связанные с месячными.
— И только? — округляет глаза Джек. — Прискорбно узкий круг интересов!
— Ну, не такой уж узкий. Еще их волнуют прыщи. Для подростков прыщи — это настоящая трагедия. На прошлой неделе одна девочка спросила, помогает ли от угревой сыпи собачья слюна.
— И что же ты ответила? — расплывается в ухмылке Джек.
— Что кошачья слюна намного лучше.
— Врешь!
— Конечно вру.
— Видишь, какая ты врунья.
Я наливаю ему воды со льдом из графина, стоящего на тумбочке у кровати, вставляю в стакан соломинку.
— Попей, освежись.
Свободных рук у Джека нет — одна сломана, в другой капельница — поэтому я держу стакан, а он тянет воду через соломинку.
— Спасибо, — говорит он, откидывается на подушку и закрывает глаза, явно досадуя на самого себя за то, что не смог напиться без посторонней помощи. — Расскажи что-нибудь еще.
Я перебираю в памяти присланные мне вопросы, стараясь вспомнить что-нибудь занятное.
— Пару недель назад пришло письмо от мальчишки, который переживает настоящую любовную драму. Девочка, в которую он влюблен, переехала с родителями в Ирландию. Ему всего пятнадцать лет, и ей тоже. Она из очень строгой католической семьи, и ее родители не одобряют всякие там шашни между подростками. Паренек хотел узнать, в каком возрасте он будет иметь право переехать в Ирландию без разрешения родителей.
— Какие пылкие страсти в столь юном возрасте, — бормочет Джек, глаза его по-прежнему закрыты. — И что ты ему ответила?
Я смотрю на его прозрачно-бледное лицо, на впалые щеки. Лишнего веса у него никогда не было, и уже почти целую неделю он питается только жидкой пищей. Боюсь, скоро от него вообще ничего не останется.
— Ответила, что знаю, как это больно — расстаться с любимым человеком. Но у каждого из нас всегда есть надежда встретить новую любовь. Так что не нужно отчаиваться. Посоветовала подождать какое-то время и посмотреть, что происходит с его чувствами. Быть может, он заметит, что стал думать о ней намного меньше. Так часто бывает в жизни, особенно если тебе пятнадцать. Посоветовала не предаваться грусти слишком долго — это забирает много душевных сил. Лучше быть счастливым, невзирая на обстоятельства. Пройдет время, и он уже не сможет вспомнить, что такого особенного было в этой девчонке и почему он сходил по ней с ума. — Джек кивает, не открывая глаз. — Но иногда, очень редко, бывает иначе, написала я этому парню. Люди, с которыми мы расстались, возвращаются в нашу жизнь. И остаются с нами навсегда.
Я умолкаю. Джек спит. Надеюсь, ему снятся хорошие сны.
15 сентября
Джек
Сволочи, гады, уроды! Я швыряю мобильник на кофейный столик, заставленный грязными кружками и остатками еды, и плюхаюсь на продавленный диван. Погода отвратная, тошнотворно яркое солнце режет глаза. Будь я способен двигаться, я бы встал и задернул шторы. Но я не могу двинуть ни рукой, ни ногой. Все, что мне остается, — опустить веки. Можно еще завалиться спать посреди дня. Самое подходящее занятие для безработного. Вот что бывает, когда слишком много о себе воображаешь и увольняешься с прежней работы, еще не устроившись на новую. А потом тебя сбивает на улице бедолага, которого инсульт хватил прямо за рулем «вольво». Все вокруг твердят: «Радуйся, что остался жив», «Надо во всем видеть хорошее» и прочую хренотень. Что, черт возьми, хорошего в том, что я лишился работы, о которой мечтал всю жизнь?! И не только мечтал, но и делал все возможное, чтобы ее получить. Вертелся, как паршивая белка в колесе, прошел через десяток деловых встреч и собеседований. Мне пожимали руку и поздравляли с новым назначением. Оставалось только поставить подпись на контракте, и все — готово! Я получаю должность своей мечты. И тут — бац! — все летит к чертям собачьим. Я попадаю на больничную койку, а какой-то гребаный Джонни Никто и Звать Никак занимает мое место. А мне дают пинка под зад, и теперь уже я — Никто и Звать Никак, и если так пойдет дальше, через два месяца я буду не в состоянии платить за квартиру. Чертовы доктора не говорят толком, могу ли я когда-нибудь нормально слышать правым ухом. А кому нужен глухой диджей? Ровным счетом никому. И что же мне, спрашивается, теперь делать? Переехать к Саре на квартиру, которую она делит с какой-то клячей, своей сослуживицей? Нет, это дерьмовый выход. Кляча мигом доложит хозяину дома, что в квартире незаконно проживает лишний жилец. Она и соседство Сары терпит с трудом, а меня, похоже, возненавидела с первого взгляда. И уж конечно, считает, что самое подходящее для меня жилье — картонная коробка на берегу Темзы. Увидев, как я вылезаю из этой коробки, эта мегера, конечно, будет чертовски довольна, но вряд ли бросит мне пару монет на чашку чая.
Ох, блин, я слышу, как в замке поворачивается ключ. И почему только у меня не хватило ума запереть дверь на засов? Билли уехал на свадьбу какого-то своего родственника, Фил, звукоинженер с моей прежней работы, сейчас отдыхает на Гоа. Это означает, что припереться сюда может один-единственный человек — Сара. Сара, с ее никогда не гаснущей улыбкой и круто замешанной жизнерадостностью. А все, что мне сейчас хочется, — проглотить какую-нибудь готовую еду, киснущую в холодильнике, и посмотреть по телевизору футбол. Футбол, заметьте, я терпеть не могу.
— Джек? Это я! Ты где?
— Здесь, где же еще, — ворчу я в ответ.
Сара появляется в дверях, загорелые ноги до ушей, короткое розовое платье в обтяжку. Меня пронзает стыд за то, что я валяюсь на диване в спортивных трусах не первой свежести. Сара ездила в командировку в Эксетер, и честное слово, я не ждал ее раньше завтрашнего дня. От этих дерьмовых болеутоляющих я совсем выжил из ума. Штаны, конечно, надо переменить.
