План устранения наемников не был продуман до мелочей, но капрал не сомневался, что он сработает. В конце концов, удача благоволит решительным, а с этим у галанитов все было в порядке. Каждый солдат получил пистолет с глушителем, и каждый был готов исполнить приказ: перебить наемников, с которыми они еще вчера отбивали атаку спорки. Впрочем, разницу между пиратами и спорки настоящие галаниты улавливали плохо.
– И помните, ребята, только от вас зависит, сможем ли мы убраться с этой ипатой планеты.
Перед полетом солдатам Дабурчика оказали неслыханную, совершенно невозможную честь – дозволили встретиться с директором-наблюдателем, который лично рассказал о необычайной важности экспедиции. И еще директор-наблюдатель пообещал, что с Ахадира они вернутся богачами.
Так что проблем с мотивацией люди Дабурчика не испытывали.
– Выдвигаемся на исходные, – распорядился капрал. – Начинаем через…
Фразу оборвал выстрел…
– Кто идет?
– Свои.
– Кто?
– Баурда. – Дан поднялся на площадку башни и поежился: – Зябко сегодня.
Галаниты не ответили, пристально и без особого дружелюбия глядели на игуасца и ждали продолжения разговора.
– У меня спички закончились, а напарник, стервец, свои забыл. – Дан показал трубку. – Поделитесь?
– Курить на посту запрещено, – хмуро напомнил Весчик.
– Не будь занудой, брат. Я за парапет присяду, и никто ничего не увидит.
– А кто будет слушать спорки?
– Напарник.
– Но…
– Дай ему огня, – велел Цучик. – Он разведчик, он знает, что делает.
Весчик мгновенно понял партнера – отвлечь внимание Дана спичками, убить его, после чего заняться вторым разведчиком, – и полез в карман:
– Ладно, пусть…
И в этот момент Баурда ударил стоящего за спиной Цучика. Ударил дважды. Сначала локтем в лицо, отбросив и не позволив достать пистолет. А через мгновение, развернувшись – ножом.
Клинок вошел под ребра, однако освободить его разведчик не сумел: умирающий Цучик вцепился ему в руку. Резкий толчок, движение в сторону – уклонение от возможного удара сзади, пальцы смыкаются на рукояти второго ножа, молниеносный разворот и… И взгляд упирается в черный глазок пистолетного дула.
Все.
Весчик давит на спусковой крючок, но в следующий миг из его головы вылетает красный фонтанчик. А еще через мгновение Дан слышит грохот выстрела и понимает, что Курок не подвел.
– Идиоты! – Секачу ясно, что галаниты на ногах и можно ругаться в полный голос, но все равно шипит. – Ипатые кретины!
Берт не ожидал от игуасцев такой глупости, надеялся, что Баурда уберет галанитов без лишнего шума, а потому – взбешен. Но накатившая злоба не мешает менсалийцу принимать правильные решения, и он орет:
– Дабурчик! Тревога! Спорки полезли! – Не получилось в тишине, попробуем обманом. – Выводи своих!
– Иду! – орет в ответ капрал, а из окна летит граната.
– Дерьмо!
В грохоте взрыва никто не слышит выстрелов, что доносятся со стороны ворот.
…Небо предрассветное, серое, чересчур серое – черное едва-едва покачнулось, целиться сложно, однако делать нечего, хочешь жить – целься и убивай.
Баурда бежит по галерее, пытаясь понять, что происходит в комплексе. Два взрыва на площади – кто-то бросил гранаты, но кто? Свои или чужие? И кто они – свои? Менсалийцы? Впрочем, сейчас – да, менсалийцы. Раз договорились, значит, свои. Но кто бросил гранаты? И кто орет? Кого ранило?
– Курок! Что у тебя?!
– Цель!
Молодой разведчик останавливается, вскидывает карабин и стреляет.
– Есть?
– Нет!
Слишком темно. Еще слишком темно… Форма у галанитов серая, в темноте почти неразличимая…
– Хня!!
Инстинкт, иначе и не скажешь. Инстинкт самосохранения выручил, обостренный до предела. В самый последний момент Дан рванулся в сторону, и пуля, что должна была пробить голову, вгрызается в деревянный столб.
– Минус один!
Это Бачик, неунывающий Бачик, отличный механик и превосходный стрелок. Он давно сменил пистолет на карабин и лично уложил трех менсалийцев. Уже трех. Но героизм Бачика пропадает втуне, поскольку остальные галаниты похвастаться такими же результатами не могли.
Выстрел.
Дабурчик трижды стреляет в ответ, отбрасывает разрядившийся пистолет и берется за винтовку.
Сколько им осталось? Два магазина? Три? Сколько это в патронах?
Выстрел, выстрел, выстрел…
Люди на башне убиты, посланные к воротам не вернулись, попытка прорваться к «Макнауту» не удалась, гранаты закончились, а они с Бачиком заперты в доме без всякой надежды на спасение.
– Ненавижу!
Дабурчик стреляет, перезаряжает карабин и снова стреляет. И проклинает день, когда согласился лететь на Ахадир…
– Я свой!
– Кто?
– Баурда!
– А чего молчишь?
– А чего стреляете?
Навстречу выходят два менсалийца.
– Мы ворота едва отбили. Туда два галика притащились, Удо и Ханса положить успели.
– То есть они собирались нас мочить?
– Получается.
– Отличная шутка!
Но болтать некогда. В храмовом комплексе продолжается перестрелка – галаниты засели в одном из домов, – и Баурда, прищурившись, интересуется:
– По крышам лазить умеете?
Менсалийцы понимают его с полуслова.
– Пройдем через второй этаж?
Следопыт не отвечает: перемахивает через парапет и прыгает на скат, начинающийся в паре метров от стены. Теряет мгновение, пытаясь поймать равновесие, после чего вскидывает вверх большой палец и начинает взбираться к коньку. Менсалийцы и Курок бросаются следом.
* * *
– Я лежал на большом плоском камне, который успел сильно нагреться на солнце. Я отдыхал, смотрел в небо и думал… – Помпилио прищурился и улыбнулся. – Я не помню, о чем думал. Мое прошлое пряталось, а значит, тем для размышлений было немного. Скорее всего, я просто лежал и смотрел в небо, но не дремал. Я абсолютно уверен в том, что не дремал…
– Это важно? – тихо спросила Старшая Сестра.
– Да, потому что в какой-то момент я увидел в небе цеппель.
Они разговаривали в кают-компании «Неудержимого», в большой комнате, посреди которой стоял длинный стол. Алокаридас ушел спать – старый жрец был плох, держался из последних сил и пользовался любой возможностью для отдыха. Спутники адигена разделились: мужчины сидели в кубрике, а Марина заперлась в каюте. Старшая Сестра тоже не отказалась бы от недолгого уединения, но, встретив Помпилио, решила потратить свободное время на разговор – адиген был ей интересен. Сейчас женщина расположилась в кресле и взяла в руки бокал с вином – она знала, что этот жест расслабит собеседника. Помпилио же развалился на диване и говорил негромким, спокойным голосом. Но в глаза женщине не смотрел. После ухода жреца – не посмотрел ни разу.
