Рене раскраснелся от натуги, но голос не срывался — сказывались долгие тренировки. А еще речь лилась гладко потому, что основные тезисы Майер заучил наизусть. Сначала, правда, засомневался насчет «голодающих», поскольку что-что, а голода король на Заграте не допустил, но написавший речь Зопчик сказал, что на эту мелочь никто не обратит внимания, и оказался прав.
— Король отбирал у наших детей зерно и продавал его на Свемлу! Король обогатился, а мы умираем от голода!
— Долой монархию!
Подосланные в толпу пропагандисты работали отлично, толпу разогрели, даже мелкие беспорядки учинили, но пока собравшиеся перед университетом загратийцы напоминали болото: колыхались, но из берегов не выходили. Им требовался пинок.
— На руках Генриха кровь наших детей…
— Драгуны!
— Драгуны!!
Кавалеристы врезались в толпу с двух направлений и принялись теснить людей к югу. Следом за драгунами выбежали пехотинцы.
— Солдаты!!
— Ну, наконец-то, — пробормотал Зопчик, утирая со лба пот. — Долго же они собирались.
Ян знал, что Мойза Пачик провел колоссальную работу: наводнил город готовыми на все менсалийцами, выдрессировал дружинников Трудовой партии, сообщил разбойникам из северных провинций, что скоро в Альбурге будет чем поживиться… Пачик поработал отлично, столица не могла не вспыхнуть, но заговорщикам требовался не переворот, а бунт. Они хотели, чтобы сами загратийцы орали: «Долой короля!», чтобы сами загратийцы пошли на дворец, потому что только в этом случае лидеры Трудовой партии могли представить свою власть легитимной. Зопчик искренне надеялся, что адигенский щенок пошлет на улицы солдат, и Генрих-младший не подвел.
— Загратийцы! Братья! — натужно заорал Майер. — Король хочет утопить нас в крови! Защитим нашу свободу! Защитим любимую Заграту!
Врубившиеся в толпу драгуны усердно работали плетками. Выстроившиеся в цепь солдаты выставили винтовки с примкнутыми штыками и медленно двигались следом.
«Наоборот! — Зопчик едва не расхохотался. — Выставить пехоту и дать два ружейных залпа. А когда толпа побежит — пускать кавалерию. Нельзя же быть такими кретинами!»
Трудовики готовились к схватке, готовились лить кровь, много крови, а получалось, что власть можно взять голыми руками.
— Нас убивают!
— Солдаты, остановитесь! Мы же загратийцы!
— Нас убивают!
— Загратийцы! Защитим свободу!!
В военных полетели камни.
— Наши готовы стрелять, — прошептал Зопчику Майер.
— Рано, — процедил в ответ Ян. — Нужно дождаться Эмиля.
Кумчик возглавлял толпу, разгромившую винные склады, и теперь вел ее к университету.
— Он где-то рядом.
Раздался первый выстрел. Затем еще и еще. Несколько драгун слетело с лошадей, их принялись топтать. Кавалеристы выхватили пистолеты и карабины, на них набросились остервеневшие демонстранты. Снова раздались выстрелы — теперь было непонятно, кто стреляет, — грохот смешался с воплями, руганью, стонами и лозунгами. Болото забурлило. Его еще можно было остановить, но выстроившиеся в цепь солдаты не могли дать залп, опасаясь попасть в драгун…
— Дайте нам еды!
— Наполните наши кастрюли!
— Дайте работу нашим мужьям!
Мике Мучику досталось дело не самое опасное, но сложное.
Разграбить винные склады с помощью нанятых Пачиком уголовников — это опасно, но там всё понятно: играй на низменных инстинктах, следи, чтобы стадо совсем уж не ужралось, да вовремя направляй в нужную сторону. Погром, он сам себя питает: первый удар, первая разбитая витрина, понимание, что преступление уже свершилось и… И пьяная удаль — вперед! Запреты кончились!
У Зопчика с Майером задачка сложнее: одними словами огромную толпу удержать на площади до нужного времени и основательно разогреть, да разогреть вовремя, к подходу пьяных удальцов Кумчика. Зопчику и Майеру было непросто, однако Мучику пришлось еще сложнее.
Мике достались домохозяйки. Точнее — все западные пригороды, но в первую очередь — домохозяйки. Заговорщики рассчитывали, что в Новый город отправятся основные силы, были уверены, что справятся с ними, во всяком случае, втянут в затяжные уличные бои основную часть королевских войск, и позаботились о том, чтобы у наследника не оказалось резервов. Устроить в Старом городе драку у лидеров Трудовой партии возможности не было — все силы были брошены на правый берег Велиссы. А посему пришлось полагаться на ораторское искусство красавчика Мики. И Мучик справился. Всего за полтора часа он превратил массовый митинг недовольных женщин в массовое шествие разозленных фурий, гремящих пустыми кастрюлями и сковородками. И требующих:
— Дайте нам еды!
— Наполните наши кастрюли!
— Дайте работу нашим мужьям!
Шествие было мирным, но Синклер отправил два пехотных батальона контролировать движение женщин. Ему казалось, что так будет безопаснее. Он не понимал, что среди непривычных к гражданским волнениям солдат вновь появились агитаторы. Те самые, которые уже неделю приходили в казармы. Появились и начали задавать вопросы:
— Вы ведь не станете стрелять в сестер и матерей, правда?
— Вы ведь не хотите, чтобы на ваших руках оказалась кровь загратийцев?
— Зачем вас послали? Вы будете стрелять в своих матерей?
— Они просто хотят есть! Им нечем кормить детей! Вы будете стрелять в своих матерей?
— Вы будете стрелять?
Организованное Мучиком шествие было мирным. Но два батальона королевских войск оно перемололо в пыль…
— Ты видишь, что происходит?
— Я говорил, что нужно действовать жестко!
— Так почему не действовал?! — Джефферсон яростно взмахнул кулаком. Казалось, он вот-вот ударит полковника, военный даже отшатнулся, но драться старый генерал не собирался. — Ты обещал расстрел, Синклер! Где он?!
— Я пытаюсь потушить мятеж…
— Ты его разжигаешь, кретин!
— Я…
Они встретились посередине моста Прекрасных дам, самого красивого моста Альбурга, украшенного причудливыми бронзовыми фонарями и мраморными скульптурами сказочных прелестниц. Синклер выбрался из дворца, надеясь своими глазами увидеть победу, отдать пару-тройку ничего не значащих распоряжений, которые обязательно войдут в историю, после чего вернуться и сообщить наследнику радостную весть. Он готовился принимать поздравления, а увидел отступающих к реке солдат. Потребовал объяснений, но не успел их получить — прискакавший гонец сообщил, что жители западных окраин прорвались в Старый город. Растерянный Синклер попытался обдумать ситуацию, но еще через пару минут на мосту появился разъяренный Джефферсон и принялся сыпать оскорблениями.
