– Да ладно тебе! Не пол! Черт знает что
со страной сделали, с людьми, с нами со всеми, а мы и рады, придурки. Нет уж,
хватит с них. Перебьются и без моей «Галатеи». Eсли они такие умные, пускай
сами и додумываются!
– И то, – согласился Максим. –
А во-вторых?
– Что?.. А, ну да. Во-вторых, американское
гражданство и патент означают, что жить придется в Америке. А мне не-охота.
– Tебе страна не понравилась, да? Или…
что-то тут держит? – спросил Максим, так сосредоточенно глядя на дорогу,
словно боялся случайно съехать с нее на минное поле. – Тот парень, да?
Игорь?
Кира воззрилась на него широко распахнутыми
глазами. Нет, ее не вопрос поразил! Поразило, что ей потребовалось несколько
секунд, чтобы вспомнить, о ком идет речь!..
Это ужасно. Ей приходилось слышать, как бегают
некоторые обделенные лаской женщины за теми мужчинами, с которыми они внезапно
испытали… да, вот именно. То, что природой не предусмотрено, а относится к
числу величайших духовных богатств человечества.
Кира прижала руки к сердцу.
Да. Богатство. Это правда. Сокровище.
Национальное достояние лично и персонально Киры Москвиной.
Нет, увы, дорогая, напрасно надеешься!..
Она тяжело вздохнула и сказала с досадой
большей, чем хотела бы:
– Нет, Игорь тут ни при чем. Не подумай,
что я так говорю, потому что он арестован и все такое. Нет, не в этом дело. Мы
встречались-то раз в неделю, а то и реже. Хотя он умел… умел необыкновенно
красиво ухаживать. Тридцать роз на тридцатилетие и все такое…
Максим оценивающе покосился на нее, и Кира
едва не откусила себе язык. Ну что ж, в конце концов, мои года – мое богатство,
а зеркало еще не стало для Киры врагом. Максиму ведь и самому явно за тридцать,
а уж Шурочке его гулящей…
Кира насупилась:
– Ну, словом, дело вовсе не в Игоре… Моя
бабка была знахарка, слепая: ослепла после пожара, – она, кстати, очень много
рассказывала, что чувствуют ее незрячие глаза… И она, умирая, сказала мне:
покинешь Pоссию – умрешь. Вот я и…
Максим так резко повернулся к ней, что
«Москвич» заложил крутой вираж, едва не стукнувшись о шикарно-могучий
«Шевроле», которому из-за этого пришлось нарушить свое высокомерное скольжение
и трусливо, будто какому-нибудь «Запорожцу», вильнуть в сторону.
– А она тебе, часом, не предсказала, что
и в России тоже можно умереть? А, красавица моя? Ты вообще соображаешь, по
какому обрыву ходишь? Ведь если тебе на голову свалится кирпич…
– Кирпич, – совершенно автоматически
процитировала Кира, – ни с того и ни с сего никому и никогда на голову не
свалится!
Максим издал тихое рычание:
– Кира, через три-четыре часа мы будем в
Нижнем. А ты забыла, что сегодня ночью улетает самолет в Нью-Йорк? Тот самый,
на который для тебя местечко заказано? Об этом ты, голубушка, подумать не
хочешь? Где этот самый билет? Где паспорт с визой на твое имя? А, не знаешь!
Кира сердито передернула плечами.
– Tак вот, на минуточку вернемся к
кирпичу. Если, предположим, он все-таки упадет тебе на голову, значит, тот
американский… как его, Штерн, Штейн… ну, словом, тот мужик станет единственным
целителем всех слепых!
– Oго! А мои методики? A моя
«Галатея»? – усмехнулась Кира. – Почерк у меня, конечно,
неразборчивый, однако те сорок листочков набраны на компьютере «Таймсом»: их
кто угодно прочтет.
– Кто угодно. Например, любой, кто
откроет сейф в твоей лаборатории.
– А ключ, кстати, у меня в сумке, –
похвалилась Кира.
– И дубликата нет?
– Был дубликат. Его хранила у себя дома
Алка. Но ведь…
– Ну, вот и путь к твоим
методикам, – фыркнул Максим.
– Да ведь Алка погибла! – возмущенно
воскликнула Кира.
– С чего ты взяла? – вприщур, остро
глянул на нее Максим. – Ты что, видела ее труп?
– Я нет, но Фридунский… – начала
Кира, да так и замерла, вздрогнув от резкого смешка:
– Фридунский? Но он также видел какой-то
труп в нашем багажнике. Помнишь, в Тамбове? Кстати, мы так и не выяснили, чей
это был труп. Случайно не Алкин?
– Как ты можешь! – Кира в ужасе
прижала ладони к щекам.
– Да уж так! Могу вот! – сверкнул на
нее глазами Максим, и только теперь Кира поняла, что он взбешен. –
Удивляюсь, как это ты до сих пор ничего не можешь понять! И еще меня удивляет,
что не твой труп фигурирует в этом деле. Правда, трупы самолетами не летают.
– Да брось ты, – начала сердиться и
Кира. – Ну кто сможет полететь по моему паспорту и с моим билетом? Это
ошибка агентства, понимаешь? О-шиб-ка! Я не знаю людей, которые были бы схожи
со мной, как две капли воды.
– А зачем – как две капли? Скажем,
контактные линзы могут неузнаваемо изменить цвет глаз, парик – прическу,
тональный крем, грим, то-се – не мне тебя учить. Рост-вес в паспорте не
указывается, так что и дылда какая-нибудь, и малюточка-дюймовочка вполне могут выступить
в роли Киры Москвиной. Тем более – вечером, почти ночью, когда у всяких там
контролеров уже глаза слипаются. И вот некая особа с твоим паспортом…
– Господи! Ну какая еще особа?! Никто
ведь не знал, где этот паспорт лежит. Никто не мог найти его под люстрой бабы
Нонны!
– Кроме Алки, да?
– Да. Но ведь она…
– Это я уже слышал. Кто еще знает, где
пробирки с «Галатеей»?
– Hикто. Кроме Алки…
– Кто знает шифр сейфа?
– Никто. Кроме… Но это чушь, чепуха,
нелепость, она же убита!
– А если нет?
Кира уставилась на Максима расширенными,
остановившимися глазами.
– Ладно, – сказала чужим
голосом. – Тебе еще будет стыдно за все это. Потому что у Алки нет никакой
надобности проделывать эти аферы с моим паспортом: у нее есть свой. Свой
собственный загранпаспорт! Мы одновременно получали визу…
– Вместе? – перебил Максим, с
досадой уворачиваясь от черного «Шевроле», который, похоже, возомнил, что один
на шоссе.
– Вместе – что? А, визу получали? Нет,
Алка одна ездила в Москву, я тогда заканчивала отчет. И привезла оба паспорта.
– И ты видела ее визу? Своими глазами
видела?
– Да! – выпалила Кира, но тут же
призадумалась: – Нет. А зачем? Алка сказала, что у нее все в порядке.
