Кира стиснула голову руками – и чуть не
свалилась с жесткого сиденья, так резко затормозил «уазик». Быстро-быстро
заговорили мужские голоса рядом – ей послышалось, будто среди них Максим. Потом
началась какая-то железная возня, дверца распахнулась – и чьи-то руки резко
выдернули Киру из бродячего зверинца.
Руки Максима!
Вот странно – она узнала их сразу, несмотря на
то что сначала ничего не видела в слепящем солнечном свете, слишком быстро
сменившем сумрак «обезьянника» на колесах. Узнала по тому особому трепету,
который охватил все ее существо, по этому блаженному бессилию, желанию замереть
в его объятиях, уронив ему голову на плечо, – да так и остаться. Хоть на
минуточку! Хоть на час. На год. На жизнь…
Стоило немалого труда напомнить себе, что
трепет, оказывается, вызван праведным гневом.
Она разгневана! Возмущена! Она жаждала увидеть
Максима не для чего-нибудь, а чтобы залепить ему полновесную пощечину, по
возможности – не одну.
Впрочем, Максим успел отпрянуть и удержать
Киру на расстоянии вытянутой руки:
– Нет, ребята, вы видите, что делается?!
И это за все мои старания!
Давешние омоновцы и капитан-милиционер
толпились вокруг с похожим снисходительным выражением лиц, которое можно было
расшифровать примерно так: «Милые бранятся – только тешатся». Тут Кира совсем
взбесилась, но преодолеть железный барьер Максимовых рук оказалась не в силах.
От ярости у нее даже голос пропал. Впрочем, пожалуй, Максим и без слов
расшифровал значение вспышек, возмущенной морзянкой так и сыпавшихся из ее
глаз, и быстро пробормотал:
– Подожди! Подожди, ничего не говори! Все
потом, потом. Скажи только: ты когда-нибудь слышала такую фамилию – Фридунский?
Кира почувствовала, что бледнеет, и это не
укрылось от Максима:
– Кто он такой? Говори, ну?
– Фридунский… кажется, Анатолий
Борисович, журналист – не знаю, откуда. Я видела его вчера… нет, позавчера в
Коктебеле, в отделении милиции. Он нашел на Карадаге труп, – Кира
запнулась, – труп женщины…
Один из боевиков хохотнул, но тут же сделал
вид, что просто закашлялся.
Другой принялся пронзать взглядом небесные
выси.
Милиционер сказал:
– Повторяется этот парень!
– Удивляюсь, как вы могли его
отпустить! – сердито бросил Максим.
– Hичего, – кивнул
милиционер. – Теперь у него земля под ногами гореть будет! Далеко не
уйдет. – И виновато поглядел на Киру: – Вы, девушка, нас извините. Он,
трепач этот, Фридунский, до того живописно все описал – спасу нет! Мы,
собственно, проверить только хотели, сами должны понимать – служба такая…
Он сконфуженно покряхтел. Боевики мерили друг
друга возмущенными взглядами, словно пытались выяснить, кто из них тот гад,
который едва не сломал Кире руки, когда запихивал ее в бродячий «обезьянник».
Во всяком случае, расковывать ее «кандалы» они предоставили капитану.
– А тут еще листовочки те, –
продолжал он. – Шуточки у вас, граждане дорогие, тоже будь здоров! Ну что
мы могли подумать, когда у девушки такая впечатляющая биография?!
– А теперь – что? – дерзко спросила
Кира, которая опять перестала что-то понимать. – Меня вдруг
реабилитировали, что ли?
– А как же? – воззрился на нее
капитан. – Мы, чай, не в лесу живем, не пням молимся. Позвонили куда надо,
там проверили вас по компьютеру. Никакого криминала на вас нет, сами знаете, а
из Нижнего Новгорода отзывы самые что ни на есть… – Он перевел
дыхание. – Доктор наук и все такое.
Вгляделся в Кирино ошеломленное лицо и от
смущения чуть ли не песок начал ковырять носком сапога:
– Да что вы, Кира Константиновна,
ей-богу? Здесь вам не Украина какая-нибудь, а Тамбовская губерния, часть
Российской Федерации. Надобно же соответствовать!
Кира перевела ошалелый взгляд на Максима:
– Так это… не ты, значит?
– Hе я, не я! – проворно выставил
тот растопыренные пальцы, но тут же спохватился: – В смысле что – не я?
– Не ты сообщил о листовке? –
нетвердо выговорила Кира, снова чувствуя себя круглой этой… на букву «д».
– О господи! – завел глаза
Максим. – Я же поклялся, что не выдам тебя! Тем более что я и сам не
очень-то верил в этот бред. Чувствовал, что у тебя что-то неладно, но ты же
молчала, как…
– Как Кочубей на пытке, –
процитировала Кира свою матушку, и Максим сумрачно кивнул:
– Вот именно. Все, что я сделал, –
умолил этих добрых людей связаться с собственной компьютерной службой. К
счастью, она работает без выходных.
– Не везде, – с дрожью в голосе
пробормотала Кира.
– У нас в Тамбове – без выходных,
круглосуточно! – непререкаемым тоном изрек капитан, и лицо его сделалось
озабоченным: – Слушайте, ребята, может быть, вы дальше без нас разберетесь, а?
Все-таки служба, а вы, как я понял, спешите, да?
– Ну, бывай, капитан, – Максим
протянул ему руку. – Служи с богом. И вы, ребята. Чао!
Боевики, приветливо помахав в ответ, – ни
дать ни взять зайчики из мультиков, безобидные такие, серенькие! –
вскочили в «уазик», который ввинтился в лабиринт тамбовских улиц вслед за
«Волгой» товарища капитана.
Кира смотрела в землю. А Максим, она
чувствовала, смотрел на нее.
– Ты мне ничего не хочешь сказать? –
спросил он.
Кира пожала плечами, не поднимая глаз.
– Ну, дело твое, – голос Максима
похолодел. – Пошли, куснем по-быстрому, а потом снова в путь. Если
поднатужиться, к ночи будем в Нижнем. Ты рада?
Кира опять кивнула, не глядя на него.
Перекусили в «Макдоналдсе», воздвигнутом на
вокзальной площади. Кира так и ела, уткнувшись взглядом в свой «биг-мак», хотя
едва ли видела, что ест. Нет, отнюдь не неловкость перед Максимом сковала ее.
Спасибо ему, конечно, что не растерялся, а все-таки есть о чем его еще спросить
– ого-го, сколько у Киры к нему вопросов! Но сейчас не до них. Сейчас все
заслонил в ее сознании образ высокого кудрявого брюнета с нашлепочкой бороды на
подбородке.
