Прислуживал ему Плут-Прилипала‚ по специальности тюрьмовед: умный‚ злохитрый‚ глумливый и нагловатый. Возил в обозе вечный огонь‚ вечный огонь на вечном хранении: вшей прожаривать‚ пятки подпаливать‚ из щелей выкуривать – незаменимо в походной жизни.
Ходил при нем Главный Любимчик, ответственный за искажение правды‚ враль‚ срамослов и оскорбитель. Считался у полководца в великом приближении, и в том приближении будучи‚ продешевил‚ измену учинив‚ укоротив на голову жизнь свою.
Крутился при штабе трубач-идиот‚ что возвещал "прием пищи"‚ только "прием пищи" по многу раз на день. Прижился дураковатый старик-знаменосец‚ который давно уж не понимал‚ какое знамя вздергивал в пылу битвы‚ куда вел за собой и кого. Кормился перебежчик из осажденного города‚ что выдавал потайные ходы‚ слабину в обороне‚ планы и намерения – в неограниченных количествах и за умеренные цены. Был даже писатель – ловок в словесах и в писании коварен: сам прибился к обозу. Оды сочинял на взятия городов. Согласия на безоговорочные капитуляции. Чистосердечные признания врагов любого народа. В глуши‚ на марше‚ вдалеке от культурных центров – без хорошего написателя не обойтись. Вышагивали за войском дураки на четвереньках‚ высунув до отказа розовые языки‚ чернея голым гузном в саже‚ пятками отдавая честь в скрытом от непосвященного смысле. Ехали вповалку на телегах пройдохи-авгуры в птичьих экскрементах‚ что гадали по священным курам. Шла следом гнусная, безобразная‚ гнилью пахнущая толпа: знахари с кудесниками‚ лихари с лихарками‚ девки-пророчицы и девки-отгадчицы‚ колдуны из Лапландии‚ грозившие вознести солнце посреди ночи‚ волхвы египетские‚ гадатели по литым кумирам‚ чародеи-прелестники‚ прозорливцы и ворожеи‚ вызывающие духов и воскресающие мертвых. Кто гадал на жуках‚ кто на лягушках‚ а кто выдерживал дохлую мышь в старом вине и уверял‚ что способствовало. Они наперебой тянулись на цыпочках‚ чтобы заглянуть в завтрашний день‚ предсказать-предостеречь‚ но только он‚ один он знал наверняка‚ что завтра будет похожим на сегодня.Опять на его пути встанут города‚ которые надо брать.
Потому и катили в обозе бомбардиры, сапного дела мастера – пушками досаждать, метанием бомб утеснять, хитрости учинять для градского разорения‚ порох в подкопах запаливать‚ реки вздымать к потоплению осажденных. Катили корабельщики знающие море‚ мастера огневого метания и панцирного дела‚ знатоки шкодливого лукавства и людей мордования. Везли в обозе – с бережением и про запас‚ для убиения себе подобных – стрелы с секирами‚ луки с налучниками‚ бердыши‚ дротики с палицами‚ латы‚ панцири и кольчуги‚ щиты‚ шеломы‚ наколенники и мисюрки‚ бандалеры с пиками‚ лядунки с натрусниками‚ ручные пищали‚ драгунские мушкеты‚ шпаги‚ ружейные сошки‚ фузеи‚ пульные самопалы‚ ядра с пыжами, а для них набойники‚ луки тугие‚ которые натягивали по пятьдесят человек зараз‚ фальконеты‚ мортиры для навесной стрельбы‚ тараны‚ картечницы‚ камнеметные баллисты‚ бочки с зелием‚ пушки дробовые и городового взятия‚ ратную сбрую‚ надобную ко всякой войне‚ наплечные ракеты, минометы, плакаты противорадиационной защиты – гриб-сморчок‚ взметнувшийся над миром‚ будто гигантский мозг‚ задумавший недоброе.
Проклюнулся в тылу Шиллер-Школьник‚ хиромант-физиономист и френо-графолог: "Скопируйте ладонь руки со всеми линиями‚ пришлите в конверте с приложением рубля‚ и я не замедлю с разъяснением и ответами на вопросы..." Полководец не поленился – скопировал ладонь‚ пометил на ней линии жизни‚ ума и сердца‚ пририсовал бугорки власти‚ печали‚ фантазии и любви‚ не позабыл философический узел с линией печени‚ приложил рубль и отправил со скороходом. Шиллер-Школьник не замедлил с ответом: имеется у полководца привязанность к детям‚ доброта с благодушием‚ мудрость и прозорливость‚ любовь к сверхчувственному и склонность к поэзии. Похмыкал‚ повеселился‚ поднял по тревоге дивизии‚ взял город‚ отобрал у хироманта рубль‚ вздернул физиономиста на фонаре‚ сжег труп‚ пепел зарядил в пушку и выстрелил по ветру. Но снова был недоволен собою‚ бурчал с обидой и раздражался: "Повторяешься‚ старик‚ повторяешься..."
Полководец томился на бугре в душевном сокрушении‚ мучался и порой постанывал‚ припоминая единственную свою любовь‚ нежную и манящую.
Она объявилась однажды посреди идиотов-прилипал‚ мимоездом завоевала его сердце.
Звали ее Большая Берта.
Он воспылал сразу‚ увидев ее могучие формы: такая мощная‚ такая надежная‚ с таким устойчивым задом‚ который не сотрясался ни при каком случае! Большая‚ очень Большая Берта: так и хотелось преклонить колени‚ уложить голову на стан‚ закрыть глаза и забыться в утешительном покое.
Он ухаживал за ней‚ как влюбленный мальчик‚ дарил цветы‚ пел романсы‚ шептал восхитительные глупости‚ даже вальсировал по ночам‚ прижавшись к ее могучей груди‚ в неге заваливался на траву.
Что говорить? Он с Бертой жил. Он Берту любил. Одну ее – и никого более.
В один из походов по бездорожью‚ через хляби непролазные, безмозглые его помощники загнали Берту в топь‚ в грязь‚ в раскисший до глубин земли чернозем и не сумели вытянуть обратно. А может не захотели. Полководец бушевал‚ стервенел‚ карал смертью направо и налево‚ в ярости крушил города‚ но Берту‚ его любимую Большую Берту вытянуть уже не смогли.
Зачем жить без нее?
Для кого брать города?..
9
Было оно так.
День преклонялся к вечеру‚ и Милитриса‚ умаявшись в хлеву от выгребания лепёх‚ пала на солому посреди серючих коров‚ выставив напоказ Афродитины прелести. А Василий Савельев сын Оплечуев вольготно опочил в спальных покоях и неспешно поплыл в дреме до первых петухов‚ в бессознательной деятельности души‚ разглядывая диковинные сновидения: хоть к ворожее ступай.
В тех снах у Оплечуева объявился прапорщик от инфантерии Оболдуев Угреватая Рожа‚ что взошел на постель в плотском хотении‚ сомкнул к ночи глаза и мутный сон усмотрел: едет по полю враг его Оплечуев на добром коне‚ в руке держит копье для прободания утробы‚ дабы скорую кончину навести‚ а на кого навести – неясно. Проснулся Оболдуев во сне у Оплечуева чуть жив, угасло от страха хотение плоти – мышью прошуршал по дому в дальний чулан‚ в житейскую рухлядь закопался и во сне у Оплечуева увидел Оболдуев иную картину.
В именитом‚ славном‚ богохранимом граде сидит на месте своем царь Зензевей Адарович‚ удивления преисполнен. А на Зензевее багряноносная порфира‚ крокон и виссон‚ корона жемчужная с финифтью‚ яхонты лазоревые на посохе‚ лалы с изумрудами‚ и весь он блистает нестерпимым светом величия и благородства помыслов.
– Верный мой дядька Симбалда‚ – говорит Зензевей Адарович во сне у Оболдуева‚ который во сне у Оплечуева. – Что это пред нашим царством за конское ржание‚ докучающее нашему монаршему превысокому достоинству? Войско ли подступает регулярное или орда визгучая?
Ответствует дядька Симбалда:
– Ваше превознесенное вельможество! Объявился у наших границ вселукавый варвар‚ упился завистью и намерение возымел – посох отнять‚ с царства тебя согнать‚ землю до конца разорить. А есть он досадитель‚ отечеству нашему истребитель‚ и от такого богатыря отстояться не можно.
