– Надеюсь, вы договоритесь с Танечкой.
– Договоримся, я уверен!
Татьяна Андреевна оказалась очень милой и даже миловидной женщиной с доброй и чуть смущенной улыбкой. Но Федор Федорович ей сразу понравился. Он обещал платить ей вдвое больше того, что она запросила.
– Ох, это много… – смутилась она.
– Скажите, а как вы относитесь к собакам?
– У вас есть собака?
– Нет пока, но я мечтаю завести, однако гулять с ней смогу только утром и поздно вечером. Вы согласились бы выводить ее днем?
– Я люблю собак, у меня тоже был пес… Он попал под машину… А другого не хочу! А вы хотите какую-то определенную породу?
– Да нет… Просто хочу собаку, у меня никогда не было собаки…
– Федор Федорович, вас сам бог послал! – воскликнула вдруг Татьяна Андреевна, молитвенно сложив руки. – У моей старшей сестры погибли сын и невестка, а у них осталась собака, чудесная, умная, красивая, а сестра с ней не справится, она не умеет с животными, а уж теперь, когда так убита горем… Умоляю, возьмите этого пса!
– А что за пес-то? – живо заинтересовался Федор Федорович.
– Сейчас вам покажу!
Женщина вытащила телефон, довольно долго искала что-то.
– Вот, гляньте!
– Апельсиныч? Его зовут Апельсиныч? – воскликнул Федор Федорович.
– Вы его знаете? – потрясенно проговорила Татьяна Андреевна.
– Погодите-ка, Бэлла Михайловна погибла?
– Вы ее знали?
– Собственно, нет, не знал, просто однажды помог ей искать этого самого Апельсиныча… Ох, горе-то какое… Ее муж был вашим племянником?
– Двоюродным. Но он был плохой человек.
– Таня, нельзя так о покойнике! – воскликнула Елизавета Марковна. – Но какое совпадение!
– А дети там остались?
– Не было у них детей, он ни за что не хотел, все Бэлле говорил – хватит с тебя собаки…
– Я возьму! Возьму Апельсиныча… – страшно воодушевился Федор Федорович. – Готов хоть сейчас за ним ехать! Это такой пес!
– Сейчас не нужно, он пока за городом, у Бэллочкиных знакомых, но они не хотят его оставлять… Я сейчас им позвоню и договорюсь, когда лучше за ним приехать. А я буду с ним гулять, не сомневайтесь, я умею с собаками!
Татьяна Андреевна вышла из комнаты и позвонила куда-то. Вскоре она вернулась.
– Ох, они обрадовались! Если можно в субботу?
– Да, хорошо, вы со мной поедете?
– Ну конечно, Федор Федорович, а завтра я уже могу прийти к вам, ну там убраться, сготовить… И списочек вам напишу, что надо для собаки…
– Да-да, прекрасно, моя секретарша все закажет, у меня даже на это времени в будние дни нету. Сможете завтра приехать к восьми? Я вам все покажу…
– Елена Матвеевна, не сочтите за труд, закажите мне все по этому списку и пусть доставят прямо сюда.
– Федор Федорович, вы что, собаку купили? – поразилась секретарша.
– Не купил, а усыновил сироту. Хозяева погибли…
Но тут зазвонил телефон и он, ничего не объяснив, с головой погрузился в дела.
Усыновил осиротевшую собаку… Похоже и впрямь хороший человек, а что иной раз устраивает такие разносы сотрудникам и партнерам, что те выходят от него бледные или, наоборот, багровые, это нормально. Руководитель отлаживает разболтавшийся механизм управления.
Поздно вечером Федор Федорович вернулся в чисто убранную квартиру. На плите его дожидался ужин.
Черт возьми, хорошо! А в субботу тут будет Апельсиныч! Ох, кажется я радуюсь чужому горю! А ведь у Апельсиныча тоже горе. Мы с ним оба сироты… вдруг пожалел себя Федор Федорович. Он поел, все было вкусно. Убрал посуду и подошел к окну. Осень. Еще не золотая, но… Скоро зима. Он не любил зиму. Он остался сиротой в десять лет. Отца он вообще не знал, а мать спилась и умерла от воспаления легких. Его приютила учительница русского и литературы, Агния Петровна. Он был ее любимым учеником. Учился блестяще, окончил школу с золотой медалью и легко поступил в Керосинку. Агния Петровна безмерно им гордилась. Но и она умерла, когда он был уже на третьем курсе. У него была комната в коммуналке, куда он и вернулся после смерти Агнии Петровны, так как на ее квартиру претендовала ее сноха, вдова умершего сына. Ему предлагали остаться на кафедре, защитить диссертацию, но он решил, что надо сперва научиться зарабатывать деньги, и уехал в Когалым, который только еще начинал развиваться. Там он пришелся ко двору и быстро пошел в гору. Толковый, хорошо разбирающийся в людях, к тому же отличный организатор, он пользовался расположением большого начальства, да и женщины ему благоволили. Настоящий мужик, так говорили о нем. Но он был одержим своим делом, и легко защитил кандидатскую. А потом уж и докторскую. Будучи еще кандидатом технических наук, он в командировке познакомился с красавицей Верой. Она умела нравиться, была неглупа и могла сделать честь любому мужчине, так ему тогда казалось. И через полгода он сделал ей предложение. Оно было принято. Он купил в Москве хорошую квартиру, и они зажили. Но через год из Хабаровская приехала теща, Калерия Степановна, и он пришел в ужас! И быстренько купил небольшой дачный домик: теща жаждала развести огород.
– Вот хорошо, зятек, буду в огороде сюсюриться, свежими овощами жену твою кормить, пока ты там в глуши вкалываешь. Она скоро небось тебе наследника родит. На овощах и фруктах без нитратов здоровое потомство-то будет, кукусик!
Однажды он случайно услыхал разговор матери с дочерью:
– Верунчик, ты куда это намылилась?
– На банкет! Федя докторскую защитил…
– Да ты что! И как ему, серости непроцарапанной, удалось? Небось заплатил кому надо. И что ты в нем нашла, дурища? Вон Севка твой каким артистом стал! Это я понимаю… А Федя твой… Одно слово, кукусик!
В первый момент он на эту «серость непроцарапанную» обиделся, но тут же ему стало смешно, тоже мне дама из высшего общества! А вот кукусики и сюсюрики раздражали его до зубовного скрежета. Но так как в Москве он бывал нечасто и не подолгу, то научился просто не обращать на тещу внимания, тем более что, когда родилась Шурка, помощь тещи оказалась весьма кстати. Но сейчас он отчетливо понял, что, собственно, потерял ребенка. Шурка сама не захочет жить с ним, ее так настроили. Видимо, придется смириться с ролью воскресного папы, как это ни печально…
В пятницу он задержался на работе допоздна. Было уже около одиннадцати, когда он опомнился. Почти все сотрудники разошлись, в том числе и Елена Матвеевна. Так не годится, ведь завтра у меня поселится Апельсиныч, и нельзя заставлять пса мучиться до поздней ночи. Он встал, потянулся, выпил остывший чай и подошел к окну. За окном расстилалась ночная Москва. Вид с шестнадцатого этажа открывался потрясающий. Черт, днем даже в окно взглянуть некогда. Вон на какую высоту забрался Федька-приемыш! Так его дразнили в школе, впрочем, его это не задевало. Еще его звали зубрилой, хотя он никогда ничего не зубрил, все ему давалось слету! Но зато бил морды обидчикам, за что ему здорово влетало от Агнии Петровны. Вот она бы сейчас мной гордилась! И, я уверен, не осудила бы меня за уход из семьи. Ну ладно, пора домой! Благо, тут десять минут пешком. Новая машина, опять «Вольво», большую часть времени стояла в гараже, он еще не успел полюбить ее, как ту, прежнюю, оскверненную…
