— Мама дорогая… — отшатнулась от оконца Маша. — Я, кажется, знаю, кто это такой… И ты, Ваня, знаешь. Это штурмбаннфюрер СС Герман Рихтер — мой бывший коллега и воздыхатель… Представляешь, помянула черта, он и явился с проверкой…
— Может, и к лучшему, Маша, — пробормотал Иван. — Это транспорт, это одежда, в которой мы можем выбраться… Живо за работу! Мужики, не стоять…
У них оставалось секунд двадцать от силы! Труп под ногами — затащили в караулку. Какие-то ключи на столе — слава богу, что быстро отыскали нужный, заперли караульное помещение. Двое побежали к лестнице, двое влетели в комнату, где валялся окровавленный кусок мяса, когда-то командовавший караулом. На тело накинули покрывало — не бог весть какая маскировка. Могли бы и проще, но так не хотелось поднимать шум…
Входная дверь осталась открытой, ее распахнули, сапоги затопали по коридору. Кто-то дернул соседнюю дверь, стал ругаться — почему заперто, черт возьми? Где начальник караула шарфюрер Вольтке, так его растак!
Распахнулась дверь в комнату начкара, вошел раздосадованный Рихтер. И остолбенел, когда уперся взглядом в очаровательную улыбку своей хорошей знакомой Марты Готтберг. То же самое, что встретить в коридоре бога. Или Гитлера с хвостом. Рихтер впал в ступор, недоверчиво мотнул головой. Маша томно вздохнула, подмигнула ему. Она сидела на диване в соблазнительной позе, закинув ногу за ногу. Под ногами обретался труп шарфюрера, едва прикрытый покрывалом, но это не имело значения. Мало ли что там валяется.
— Здравствуй, Герман, — ласково проворковала Маша.
— Марта, но разве ты не… — Рихтер наморщил лоб, явно испытывая двойственность сознания.
Ну все, достаточно. Еще чуток, и он бы заметил постороннего боковым зрением. Иван ударил его в висок, ударил мощно, со всеми положенными чувствами. Рихтер повалился без чувств, а он шагнул через порог, вскидывая автомат:
— Стоять! Не шевелиться! Стреляю без предупреждения!
Двое остались у мотоциклов, трое зашагали в особняк с Рихтером. Своя территория, они здесь чувствовали себя в безопасности, автоматы с плеч не снимали. Все трое застыли в изумлении, вытаращили глаза. Из-за спины Ивана выскользнула Маша, вскинула пистолет. С лестницы показались еще двое, и они держали немцев на прицеле. Те окончательно впали в транс. Идиотами не были, понимали, что шансов у них никаких. Маша проскользнула по коридору, прикрыла входную дверь, тихо задвинула засов. Правильно, девочка, понимаешь текущий момент…
— Оружие на пол! — приказал Иван. — Снять ремни, амуницию, сапоги с головными уборами… В общем, до исподнего, господа военные.
В петлицах у военнослужащих поблескивали руны «зиг». Мордастые, холеные, сравнительно молодые, краса и гордость германской расы — отборные вояки из взвода охраны Управления СД. Но ходить на смерть эти парни не любили — что майора СМЕРШа вполне устраивало. Поколебавшись, они положили оружие, сняли ремни, унизанные подсумками, отступили по команде на три шага. Подоспевший Ковальский отодвинул ногами автоматы. Дальше было легче. Они стаскивали с себя обмундирование, смотрели волчьими глазами. Шансов по-прежнему не оставалось. Они стояли в трусах, зачем-то закрывались руками. Джерри в комнате начальника караула оплеухами приводил Рихтера в чувство, стащил с него сапоги, вытряхнул из френча. Рихтер бубнил что-то непереводимое, мотал головой. Когда с него начали стаскивать брюки, он задергал ногами, за что и получил прикладом в ухо. Всю компанию под прицелом погнали к лестнице в подвал, Рихтера в трусах и гольфах пинком отправили следом. Он огрызался, шипел, но в целом вел себя достойно. Люди спускались по лестнице, втянув головы в плечи.
— Послушайте… — робко вымолвил кто-то, — вам вовсе незачем нас расстреливать…
— Заткнись, скотина… — зашипел Ковальский, владевший немецким. — Сами решим, хорошо?
Их расстреливали в самом низу, при закрытых дверях. Рихтер умер первым, остальные метались, бились в решетки, истекали кровью. Иван отвернулся, давя тошноту у горла, — слишком много крови, это трудно вынести нормальному человеку… Он обогнал остальных, прыжками рванулся наверх, припустил по коридору к двери. Машу рвало в углу, она тяжело дышала, сплевывала. Ничего, теперь легче станет… Он подлетел к окну. Ведь там еще двое! Но нет, не поверил своим глазам Иван. Мотоциклы стояли, рядом распростерлось тело с разбросанными руками. Второй стоял на коленях, над ним кто-то склонился, ударил в основание шеи. Военный уткнулся в брусчатку. Человек выпрямил спину, протянул руку. В нее немедленно вцепилась женщина, выскользнувшая из-за люльки. Оба устремились к особняку, взявшись за руки. Иван облегченно выдохнул. Юзеф с шельмой… тьфу, Тельмой! Нашлась, непутевая девчонка! Он отомкнул засов, распахнул дверь. Те уже подбегали. Юзеф скалился — а ведь чувствовал своим тонким еврейским нюхом, что в особняке отгремели страсти!
— Ты почему нас не предупредил? — возмутился Иван.
— А как? — развел руками боевик. — Я вам что, телепат? Я обычный мальчик из бедной еврейской семьи. Но вы же справились? Разве не помог — двоих на себя взял?
— Ладно, проходи, — проворчал Иван. — Гостем будешь. Где девчонку откопал?
— Сама пришла, — заулыбался Юзеф. — Струхнула, когда мы фрицев резать начали, стала пятиться да и провалилась в колодец. Все в порядке, без переломов. Полежала там, пока я рыскал по округе, потом очнулась, вылезла…
От этой девчонки хотелось шарахаться. Помесь черта с поросенком. Иван впустил их внутрь, запер дверь — все свои уже дома, чужих не ждем… Открыли караулку. Стонали, но держались поляки, которые так нужны были советскому командованию. Они бормотали, что не подведут, готовы в бой хоть сейчас, всячески благодарили своих избавителей. Согнулся на кровати капитан Каляжный, боялся сделать лишнее движение. К прочим напастям ему сломали ребро, и обломок кости давил на легкое. Он шептал, что постарается идти, но за себя не ручается. Группа выполнила, что требуется, и стала лихорадочно преображаться в солидную форму эсэсовцев — Януш Ковальский, Джерри Кембл. А вот Юзеф в ужасе уставился на «свой» комплект обмундирования и заявил, что только через его труп. Захлебываясь смехом, Ковальский выразил сомнение, что в этой форме ярко выраженный семит далеко уйдет. «Действительно, Юзеф, — глотая смешинку, согласился Иван. — Эта форма тебе идет так же, как попугаю набедренная повязка». Еще возникла проблема с транспортом. Два мотоцикла — вариант сомнительный, троих пришлось бы оставить. Будут, интересно, желающие?
— Подождите, — вспомнил Кембл, — на столе в караулке были еще какие-то ключи…
Он их вынес, затем вышел во двор, постоял в задумчивости, побежал за угол. Надо же, а сразу не додумались, ведь к тюрьме обязательно должен быть приписан транспорт! Через минуту у крыльца остановился автомобиль повышенной проходимости «Volkswagen Typ 82», машина исключительно военного назначения, сравнительно мощная, проходимая. Она применялась во всех германских войсках, имела более 30 модификаций, но с подобной Иван еще не сталкивался. Полностью закрытый стальной салон, сзади отсек с железными решетками для перевозки заключенных. В отсеке имелась лавка, и он предназначался максимум для трех персон, но где три, там и пять, разве нет?
