— Если не возражаете, сюрприз, — немного сконфуженно объявил Януш Ковальский, вытаскивая из ранца солдатскую фляжку, потряс ею, демонстрируя, что фляжка скорее полная, чем пустая, и пояснил для самых бестолковых: — Это не вода.
— Полагаю, ты уже снял пробу, — догадался Иван, давно озадаченный странным запахом, вьющимся вокруг кого-то из компании.
— Снял, — согласился Януш. — Я должен был убедиться, что не умру.
Насторожились и как-то подобрались еврейский боевик и кряжистый малый «неопределенной» национальности. Нахмурилась и погрузилась в задумчивость Маша Носова. Приоткрыла один глаз свернувшаяся на полу немка, давая понять, что и ей ничто человеческое не чуждо.
— Не могу препятствовать, — пожал плечами Иван. — Кто я вам такой? Пара глотков — это точно на пользу. Дай-ка! — Он отобрал у парня фляжку, понюхал, поморщился. Традиционное немецкое пойло из перегонной картофельной браги Иван откровенно недолюбливал. Но кто его не пил? Случались не самые отвратительные образцы — в основном их поставляли для офицерского состава. Напиток отдавал сивухой. Но нет ничего невозможного для советского человека. Он запрокинул голову, сделал глоток. Перевел дыхание, которое чуть не остановилось, захрустел галетой. Сжавшийся в ужасе организм расслабился — отпустило. В подобные моменты он обычно жалел немцев, вынужденных потреблять всякую дрянь. Недоступно им отточенное на Руси веками мастерство изготовления кристально чистого самогона. Собравшиеся вопросительно смотрели на него.
— Он? — спросила Маша.
— Он, — кивнул Иван. — Какой день — такое и пойло. Будешь? — предложил он девушке фляжку.
— А чем мы хуже вас, мужчин? — усмехнулась она, приложилась к армейскому сосуду, а потом передала фляжку Ковальскому. Тот расцвел, припал к целебному источнику. Потребив, начал икать, чуть не выронил фляжку. Ее предусмотрительно отобрал спаситель Ивана, сделал пару глотков, да еще и демонстративно прополоскал рот, прежде чем проглотить. Юзеф пил шнапс как воду, кадык совершал возвратно-поступательные движения. Приподнялась немка, вытянула шею, как галчонок. Собравшиеся сдавленно захихикали. Она смутилась, но решимости не утратила. Юзеф тоже смутился, помешкал, затем начал осторожно, словно больную, поить немку. Она пила маленькими глоточками, поперхнулась, закашлялась. Юзеф смутился еще больше, похлопал ее по спине. Какая идиллия, — подумал Иван, покосившись на Машу. — Немка и еврейский боевик. «Сопоставление несопоставимого. Хотя сам-то чем лучше? Иван да Марья, твою налево…»
Во фляжке еще оставалось, и прошлись по второму кругу, поделили по-братски и по-сестрински. Наконец Таврин заговорил:
— Небольшое объявление для тех, кто не в курсе. Я — офицер советской контрразведки, выполняю в тылу нацистов служебное задание. Прошу прощения, если это кому-то не понравится. Зовите Иваном, не ошибетесь. Эта девушка — тоже наша сотрудница, Мария, — положил он руку на плечо Маши. — Поэтому не смущайтесь нашей немецкой формы, так надо. Вернее, было надо… Мы не испытываем неприязни ни к кому из присутствующих, какую бы идеологию они ни поддерживали. Мы воевали сегодня в одной связке, и этим все объясняется.
— Ну, я так и знал… — расстроенно прошептал Ковальский.
Немка съежилась, словно перестала дышать. Юзеф монотонно что-то жевал — все сказанное не было для него новостью. В его структуре, сформированной из разных организаций, к большевикам относились по-разному. Антифашистский блок представлял левые взгляды — коммунистов и социалистов. Члены Польской рабочей партии за Советы стояли горой. Социал-сионисты, ухитрявшиеся совмещать сионизм с социал-демократией, большевиков недолюбливали. А члены откровенно правой организации «Бейтар» относились и вовсе враждебно. Если Маше удалось с ними договориться, значит, парень свой.
— А я вот об этом не подумал, — задумчиво признался обладатель торчащих ушей и протянул короткопалую ладонь: — Джерри Кембл, капитан Воздушного флота Его Королевского Величества…
Иван от удивления поперхнулся, но машинально пожал протянутую руку и спросил:
— Признайтесь, Джерри, вас сбили?
— Сбили, — признался англичанин. — Сбили, как ворону, пролетающую над деревней…
«Я тоже косил под англичанина — еще не далее чем вчера, — с какой-то странной гордостью подумал Таврин. — И трубку, из которой я пристрелил кучу народу, создали британские оружейники…»
Нельзя сказать, что эмигрантское правительство Миколайчика совсем уж махнуло рукой на повстанцев. Им помогали — вернее, делали вид, что помогали. В противном случае было бы совсем стыдно и не по-человечески. Сталин запретил посадку на советских аэродромах британских и американских транспортных самолетов, что крайне затрудняло переброску, поскольку ближайшие авиабазы союзников располагались лишь на юге Италии и непосредственно на Британском острове. В этом имелась пусть жестокая, но логика. Армия Крайова не признает большевистскую власть. Британия — и вовсе «закадычный» враг. Статус союзников ближе и роднее не делает. Принцип «против СССР за счет СССР» иногда срабатывал, но в данном случае — нет. Британские бомбардировщики вылетали на Варшаву с итальянского аэродрома Фоджия. Иногда самолеты комплектовались польскими экипажами. Груз сбрасывали в варшавских предместьях, занятых повстанцами, или на городские кварталы, контролируемые ими же. Немецкая ПВО, разумеется, не дремала. Зенитных частей в районе Варшавы было предостаточно. Самолеты сбивали, как тарелочки для стендовой стрельбы — зачастую они даже не успевали избавиться от груза или, что еще хуже, были вынуждены сбрасывать его в расположение неприятеля, чтобы избавиться от балласта. Кто-то делал это осознанно, чтобы не сбили.
— Мы успели сбросить груз, — как бы читая его мысли, пробормотал Кембл. — Уходили над северными предместьями Варшавы… Нас было четверо — я, второй пилот, радист, штурман… Сообщили по рации, что миссию выполнили, скинули груз именно в нужный квадрат… позднее, правда, я узнал, что в районе уже второй день хозяйничали нацисты… Тут нас и подбили… Штурман голову разбил от удара о борт, у нас не было времени надевать на него парашют… Второго пилота тоже убило… Мы с радистом Ларри Льюисом успели выпрыгнуть… Его с земли из пулемета прошили перед приземлением — я видел, как он болтается в стропах… А я рядом с зенитным орудием приземлился — темно же, ничего не видно, батарею замаскировали… Приземляюсь, а немцы ржут, по плечу похлопывают, спрашивают, как там дела у короля Георга VI, не надо ли чего… Потом парашют сняли и так вломили, что я потом два дня продохнуть не мог…
— Только англичане нам и помогают, — вздохнул Януш Ковальский. — А потом еще спрашивают, почему мы не любим Советский Союз и своих коммунистов, агитирующих за большевизм. Красная армия наступала на Варшаву. 1 августа ее ждали в городе. В этот день и началось восстание… Где ваша хваленая Красная армия? Встали в тот же день у восточных предместий, так и стоят, злорадно смотрят, как нас добивают… Вы должны были нам помочь, мы так на вас надеялись… — Он обиженно фыркнул и отвернулся.
— Во-первых, Януш, — строго произнес Иван, — Красная армия никому и ничего не должна — особенно тем, кто враждебно относится к нашему строю. Вы хитрые крендели, да? Быстренько поднимаете восстание, уничтожаете немецкие комендатуры, выдавливаете фашистов из города, а когда в Варшаву входит Красная армия, ее уже встречает как бы законная польская власть, с которой мы должны считаться и ни в коем случае ее не сбрасывать. Это справедливо? А как же жертвы, принесенные Советским Союзом ради освобождения вашей польской земли? И ладно бы еще все умно сделали. Но ваше руководство — полные бездари. А те, что в Лондоне, думают только о своих амбициях, на простых людей им плевать. План не отработали, запороли идею в самом начале. У вас же оружия элементарно не было. Люди с голыми руками на пулеметы шли. Заняли часть Варшавы, построили баррикады. Связи между районами нет, разведка отсутствует, наступательный потенциал исчерпан полностью. Немцы в отместку развалили город — полюбуйся, одни руины, расстреливают всех подряд — мятежников, мирных жителей, детей, которые к вашему восстанию вообще никаким боком… Вы этого хотели? И нечего пенять на Красную армию — она делает все, что может. В войсках людей на треть осталось, техники нет, горючего нет, обозы непонятно где, да еще немцы постоянно контратакуют… Вы могли нам помочь — занять переправы через Вислу, держаться до нашего подхода. Но нет, вам приказали никаких контактов с Красной армией, делать вид, что ее в природе не существует, мол, сами справимся, без этих зверских большевиков. Посмотри на меня внимательно, Януш, я похож на зверя? Маша, что сидит рядом со мной, тоже похожа на зверя? Мы не воевали бок о бок?
