— Почему вы сразу не приняли меры по устранению группы Каляжного и людей из собственной группы, а дотянули до последнего, и теперь нам придется проводить трудную операцию в Жолибоже, чтобы устранить ваши недоделки?
— Герр гауптман, это несправедливо, о чем вы говорите? — обиделся Шитов. — Я был один против девяти. Русские разведчики хорошо подготовлены и всегда настороже. У меня не было физической возможности. Даже поляки, идущие с нами, были вооружены, и их трудно назвать беспомощными. В мою задачу такого не входило. Когда осталась только наша группа, задача упростилась, но все равно было сложно. Мы попали под обстрел неизвестного снайпера, потеряли Зарембу. В мои планы входило ликвидировать Ложкина и Замятина, а Пшиговского, как источник информации, доставить живым. Но мы попали под карательную операцию зондерполка «Дирлевангер», и ситуация вышла из-под контроля. Мне пришлось ликвидировать всех, и только после этого появился шанс самому выжить… Вы понимаете, герр гауптман, в каком щекотливом положении я находился? Кстати, следует запустить слух о полном уничтожении группы Ломакина, включая самого капитана, — в противном случае советская разведка может насторожиться…
— Да, подобные вещи мы, как правило, понимаем, — усмехнулся надменно Венцель. Он задумался, постукивал ручкой по столу, иногда вопросительно поглядывал на своих коллег. Те хранили молчание. — Ну хорошо, — наконец нарушил он тишину. — Признаться честно, господин Шитов, ваше появление здесь как снег на голову. Мы знали о вашем существовании, но не имели информации, что вы собираетесь пожаловать в гости. Полковник Ритхофен с майором Гайдрихом не всегда посвящают подчиненных в свои дела. Впрочем, они имеют на это полное право, в свете режима секретности… О своей работе в последний год будете докладывать лично своим опекунам и кураторам — нас эта тема интересует в последнюю очередь. В скором будущем вас отведут в офицерскую столовую, дадут возможность помыться, переодеться и отдохнуть. Вечером полковник Ритхофен должен прибыть из штаба сухопутных войск, куда убыл по срочным служебным делам. Вы не могли бы оставить нас на пару минут, господин Шитов? Выйдите в коридор, посидите в компании охранника — вас позовут.
— Да, конечно… — Шитов с готовностью вскочил, едва не свернув табуретку, вскинул руку: — Хайль Гитлер! — и, втянув голову в плечи, юркнул в коридор.
Все трое с какой-то толикой брезгливости смотрели на закрывшуюся дверь.
— Что скажете, господа офицеры? — Венцель откинулся на спинку стула и снова забарабанил ручкой по лакированной столешнице.
— Мне кажется, с этим человеком более-менее понятно, Отто, — задумчиво объявил обер-лейтенант Зейдеман. — Он именно тот, за кого себя выдает, — достаточно посмотреть его досье. С арестом Завадского из полицейского управления я бы не спешил — лучше установить наблюдение, и он нас выведет куда следует. А вот в случае с группой Каляжного следует принимать решительные меры…
— Кого они, интересно, вознамерились вытащить из Жолибожа? — задумался лейтенант Генрих Уде. — Если это те, о ком мы думаем — участники так называемого польского сопротивления Хаштынский и Крынкевич, — то не будет ничего страшного. Эти люди под нашим присмотром, и любой, кто к ним пожалует, немедленно окажется в поле зрения. А вот что касается личности самого Шитова, этот вопрос я бы проработал серьезнее…
— Признайся, Генрих, тебе он тоже подозрителен, — удовлетворенно кивнул Венцель. — Нет, сама личность агента из могилевской школы однозначна — это Николай Шитов. Но что мы знаем о том, как он провел последний год? Его могли завербовать. То, что он посылал шифровки Ритхофену — замечательно, но качество этих шифровок? Парочка для затравки несла правдивую информацию — без особого ущерба для Красной армии, все остальное — умная дезинформация, сохраняющая внешнее правдоподобие. В органах СМЕРШ сидят не дураки. А мы все принимали за чистую монету. Назовите хоть один звонкий успех нашего ведомства за последний год, господа офицеры. Сплошные неудачи, неудачи… А если и были успехи, они никак не повлияли на положение дел на фронтах. Я не утверждаю, что все именно так, но провести проверку следует обязательно…
— И что ты предлагаешь, Отто? — спросил Зейдеман.
— Пока не знаю, — раздраженно поморщился Венцель. — Впрочем, есть одна идея…
— Это связано с русским агентом «Шторм», который находится у нас в подвале? — догадался Уде.
Венцель хищно улыбнулся. Русского агента с позывным «Шторм», об опасности которого предупреждал Шитов, схватила полиция безопасности совместно с СД два дня назад. Все следы привели к нему, улики были неопровержимыми. Русский агент оказался немецким офицером Томасом Эбелем, курирующим сотрудничество рейха с «туземной» полицией. Смутное, отнюдь не боевое прошлое, белые пятна в родословной, явно свидетельствующие, что в родне покопались евреи, сомнительные связи, физическая возможность в любое нужное время выходить на сеанс связи с запрятанной радиостанции. Задержание для Эбеля стало шоком. Он сдуру чуть не бежал во время ареста (еще одно подтверждение работы на врага), но успели схватить. Как выражаются русские, на допросе ушел в «глухой отказ», все отрицал, возмущался. Гестапо трудилось не покладая рук, склоняя агента к признанию. Морально и физически сломленный, он сидел в одиночной камере, был уже на грани признания, но пока держался.
— А что, — задумался Уде, — если Шитов перевербован, то Эбель может об этом знать… Даже, скорее всего, знает. Если Шитов вступил в сговор с русскими, личность «Шторма» ему тоже может быть знакома… Надо устроить им внезапную очную ставку — прямо в камере у Эбеля, и отследить реакцию…
— Именно об этом я и подумал, Генрих, — злорадно оскалился Венцель. — До подвала с Эбелем несколько минут ходьбы — нам ничто не мешает проверить эту смелую теорию. Я провожу его, попробую вызвать во время прогулки на доверительность, усыпить бдительность — а потом предъявлю Эбеля. Если догадка неверна, мы вернемся. Возможно, и к лучшему, если этот русский окажется нашим. А вы пока займитесь делом Бруновского — навестите шифровальный отдел, они должны получить ключ к расшифровке тех радиограмм. Поняли приказ? Через двадцать минут вы должны находиться на этом же месте.
— Так точно, герр капитан! — Представления о субординации эта парочка еще не растеряла, оба приняли стойку «смирно», хотя и обошлись без традиционного нацистского приветствия.
— Надеюсь, меня не на расстрел ведут? — проворчал Шитов, когда они вышли в коридор и направлялись к холлу.
— Вы чувствуете за собой вину, Николай? — покосился на него Венцель.
— Лично я — нет. Но если, не дай бог, великая Германия чувствует за мной вину…
— Похвально, Николай, — поощрительно заметил гауптман. — Вам, русским, даже в трудных ситуациях не отказывает чувство юмора — чего нельзя сказать о нас, немцах, гм… Нет, Николай, если бы вас повели на расстрел, вы бы поняли. За углом в подвале бывшего банка «ПЕКАР» содержатся заключенные — имеется желание показать вам одного из них. И будет крайне важно, если вы его узнаете. Это не повод для волнения, успокойтесь. Не отставайте, мы не собираемся возиться с этим целый день…
