– Если все это ради пенсии твоей терпеть, бабушка, то меня теперь в школу эту никакими угрозами не заманишь…
Потому что если столько лет при таком режиме стареть, то до пенсии живым не дотянешь.
…Так что, бабушка, выбирай: или завтра ты меня из-под одеяла никакими «Феденьками» не выманишь, или до утра придумаешь поувесистей довод…
Из тетради Фединой: куда уходит детство
– Что ты, Федя, притих? Занимаешься?
– Занимаюсь, бабушка, занимаюсь…
– Это чем же, Федь, занимаешься?
– Вот хочу оторвать этой мухе крылышки, но одно смущает меня… Как ты думаешь, бабушка, это будет очень ей неприятно?
– А ты, Федь, себя на ее место поставь.
– Я пытаюсь! Ты же видишь, под банкой она пока у меня, ожидает участи. Просто я волнуюсь за нее, бабушка. Тревожно на сердце. Потому что пока она с крыльями, может запросто от меня из форточки вылететь, и сама понимаешь, бабушка, что на улице всякое с ней может случиться…
А без крылышек она будет домашняя, у меня под присмотром, бабушка, ничего плохого с ней уже не случится! Будет сытая ползать по подоконнику в безопасности, примерно как я вот, бабушка, у тебя…
И еще один вопрос у меня к тебе возник, бабушка:
– Можно я пойду один во дворе погуляю все-таки или нет?
* * *
Ты сегодня, похоже, не с той ноги встала, бабушка… У тебя какая та нога, с какой ты посговорчивее встаешь?
* * *
Один раз в неделю поливает бабушка кактус! Он несчастный при ней, как в пустыне. Ничего хорошего от переселенья в столицу не видит.
Был бы он Анчар, как у Пушкина, я бы понял бабушкину жестокость…
– Федя… ты зачем же кактус мне загубил?! Потоп устроил… посмотри, на пол натекло!
– Где я загубил его тебе, бабушка?
– А вон, завалился, бедный, иголки осыпались…
– Это просто много выпил он на радостях, бабушка… с непривычки. Просто он от жизни добра никогда прежде не видывал, при тебе. Околючился, изверился…
Не печалься, бабушка! Он хотя бы умер счастливым…
* * *
– У меня две новости к тебе, бабушка… и обе хорошие. Ты лежи, лежи пока, бабушка, отдыхай…
– Федя, я не место уступаю тебе, а посуду помыть хочу.
– А нечего уже мыть, бабушка. Я помыл ее уже… Понимаешь?..
* * *
Хорошую песню мы прослушали только что по радио «маньяк» с бабушкой. Навернулись думы…
– Не «маньяк», а «Маяк», Федь.
– Ну маяк…
* * *
– Вот куда, как ты думаешь, детство уходит, бабушка?
– В разговоры ненужные уходит, Федя, за завтраком.
– Разговор этот нужный, бабушка, потому что лично я думаю, в рост уходит оно.
… Эта вот твоя каша манная, этот творог, морковка с яблоком тертая делают задолго до старости из человека счастливого – несчастного человека!
Жестоко растить из ребенка взрослого, сама должна понимать…
– Ешь, философ, в зоопарк опоздаем.
– В зоопарк не опоздаем мы, бабушка. Зоопарк на месте стоит. Его сложно даже при твоей отсталой конструкции не догнать.
– Будешь есть, Федя, ты, или, может быть, нас с тобой до завтра зоопарк подождет?
– Буду есть.
…Но хотел бы вернуться с тобой впоследствии, скажем, в зоопарке уже или в троллейбусе, к нашему прерванному задолго до этого разговору…
Ну, так вот.
Вот, допустим, бабушка, будешь ты меня кормить одной своей манной кашей с котлетами, творогом. А ведь что посеешь, то и пожнешь, бабушка! Что же вырастет из меня у тебя, кабачок?
– Ты к чему, не пойму я, Федя, никак, это клонишь?
– А к тому клоню, бабушка, что не так-то просто на кабачковой икре, пюре, котлетах и сырниках из человека вырастить человека!
Из тетради Фединой: про полоску
– «Поздняя осень, грачи прилетели…»
– Улетели, Федя, грачи.
– А такая картина есть, где вот только что прилетели они. Невольно спутаешь…
– Там весна на картине, Федь.
– И еще была картина одна хорошая, бабушка, ты, наверное, помнишь ее по конфете.
– По какой конфете, Федь?
– По хорошей…
Две всего конфеты хорошие есть. И все три с медведями связаны: «Мишка на севере», «Ласточка», «Три медведя»…
– Это как же, Федь, «Ласточка» с медведями связана?
– А они же, бабушка, с одной Елки!
– Будешь, Федя, ты стих читать или нет?
– Я уже сто раз прочитал его тебе, бабушка, а ты все никак не сдаешься. Мне к тому же совсем не нравится это стихотворение…
– Это чем же, Федя, не нравится?
– А что грустные думы наводит.
Не могу читать его просто так… Вот и вечером, пока ты не придешь, все лежу одинешенек в темноте и думаю: почему не сжата полоска та, бабушка? Может, умер там какой-нибудь человек?
Может, был какой-нибудь… простудился, может быть, утонул? А может, зарезали… били насмерть… Может, он, как дворник наш, оттого что душа горела, повесился? Может, он совсем умирать не хотел? Может, жил бы еще да жил! Не узнаешь теперь…
Жалко, бабушка, человека.
Ведь мне тоже придется когда-нибудь как-нибудь умирать… или нет?
* * *
– …Я еще спросить тебя забыл, бабушка…
– Утром вспомнишь, Федь. Утро вечера мудренее.
– А вот это, бабушка, не скажи!
Я вообще в отличие от тебя вечер утру всякому предпочитаю. Вдоволь можно наговориться. А вот ты, наверное, спишь и видишь уже, да, бабушка, что я сплю? А вот мне, к твоему сожалению, и во сне, сама видишь, не спится…
Бабушка!
– Почему, как ты думаешь, в сказках русских народных такой выбор маленький?
– Какой же маленький, Федь? Сказок много, все разные…
– Я в том смысле говорю это, бабушка, что злодеев хватает, конечно же: цари подлые, кощеи бессмертные, бабы-яги, соловьи-разбойники, водяные, кикиморы, вражьи полчища, тугарины там змеевичи, а главный герой один на всех – дурак или богатырь?
– Какая жизнь, Федь, такие и сказки. Какой народ, такой и герой.
Это верно сказала бабушка, богатырь наш русский народ!
– Вот ты, бабушка, можешь мне, чтобы я спокойно уснул, хоть какую-то правду, а не сказку с хорошим концом прочитать?
Почему не печатают правд с хорошим концом, а, бабушка?
