– Фу ты, страсть!
Не страсть, а карта, инструкция, по которой каждый человек внутри сделанный. Каждый, бабушка. Даже ты!
– Ну и где тут душа нарисована? Покажи?!
– Тело, Федь, как, помнишь, у той бабочки – куколка, душу защищать сделано. А душа внутри спрятана, и науками ее, рентгенами, потрошителями, микроскопами, слава богу, что не разглянешь. А она растет себе потихонечку, а потом, как вырастет, тело тесным станет ей, как скорлупка птенчику, вот она и проклюнется, как воробушек улетит…
Ну, не знаю…
– А когда вылетает, почему не видно ее? Или тоже это обман, как у фотографов? Улыбнись, сейчас птичка вылетит, да?
…Ничего ни разу не вылетало! Одни обещания. Столько раз фотографировали меня: и в детском саду, и на класс сейчас, и отдельным портретом фотографическим, и всегда фотограф так: «Улыбнись, сейчас птичка вылетит!»
Потом вспышка. А потом улыбайся, не улыбайся уже, из-за вспышки этой, как вылетала птичка, не видел.
И совсем не нравится мне, что тело для души скорлупа! Скорлупа – вещь тонкая, ненадежная. По ней за завтраком чайной ложкой – тюк! – и сиди себе, отколупливай, выгребай да соли…
Лучше латы бы душе подошли. Бегемота, например, так просто из бегемота не вытащишь. Слона не вытащишь. Черепаху не вытащишь.
Ежа не вытащишь. И улитку-то даже не вытащишь, приспособились… Бабушка!
– Ты мне больше, пожалуйста, яиц не вари…
– Это что так, Федь, ты же любишь?
– Это раньше любил. Ведь не думал же, что там эти души…
А икра красная, бабушка?!.
А минтая? В три раза мельче…
Это сколько же душ я, бабушка, загубил?!
– …Душа, Федя, в небо просится, а тело по земле носится. Как сносится – так и сбросится. Полетит душа в небояси, а тело – из князи в грязи…
Тело жалко. Что тела! Старого свитера… Душа – эгоистка!
– Сносит – сбросит, значит, да, бабушка?!
Одни крысы первыми бегут с корабля.
– Что-то страшно мне, бабушка… вдруг и нет ее все-таки?
– Кого нет?
– Да души-то этой, раз она такая бездушная…
Вот умру, а ничего из меня не выпорхнет… темнота одна…
– Закрой-ка, Федя, глаза.
– Зачем?
– Закрой, не подглядывай. Видно что-нибудь тебе?
Как же видно? Сама сказала, чтоб я не подглядывал.
– И меня не видно?
– Не видно.
– Так и нет меня, значит, темнота одна, раз не видно?
– Может, и нет, не видно же…
– Так глаза открой, посмотри!
На месте. Стоит с половником.
Ничего не понял я из этого опыта. То есть бабушка. То нет бабушки. Разморгалась…
– И еще закрой. Сам-то есть теперь или тоже нет?
– Вроде есть… но невидимый.
И стою с глазами закрытыми. Видимый я невидимый в темноте с глазами закрытыми есть…
Из тетради Фединой: про полную электрификацию всей земли
Нет! Не утаишь ты кота в мешке, бабушка! Все равно мяукнет! Не скроешь от человека ты истины! Рано или поздно, а правда каждому боком выйдет!
Зря скрывала от меня настоящее положение вещей она. Не дальше луны, говорила, Федя, ваше светлое будущее. Это вроде как далеко.
Побывало уже на Луне человечество! Диафильм с фотографиями показали нам в школе. Не так уж далеко до нее и лететь!
Высадились на Луну пилоты, экипаж корабля «Аполлон-11» Армстронг и Олдрин. Астронавты! Хоть и американцы, а тоже – люди. А при бабушке одни аргонавты были, море Черное всего-то и переплыли, и корабль был у них не космический, а простой, деревянный, аргонавты бабушкины в Колхиду за бараньей шкурой, мы – на Луну!
Далеко аргонавтам бабушкиным до астронавтов наших…
Как тебе, бабушка, – до Луны!
Высадился лунный десант, походил в скафандрах. Проверил. Есть ли человеку жизнь на Луне? Нет человеку жизни там, оказалось. Кочки белые, кратеры, пыль пылится, ни воды нет, ни дышать нечем. Это значит, чем выше человек к Граду Небесному подбирается, тем неудобнее пересадки, да еще и полная невесомость! Легче воздуха тело становится. И живое даже легчает, летает, как шарик гелиевый…
Это значит, как аквалангисты у нас под водой. Только под водой – понятное дело, вода густая, а вот воздух чем тяжелеет?
Хитро устроено. Ничего не скажешь.
Управление теряет, вертится в космосе человек, на веревке к луноходу привязан, чтобы в открытый космос не унесло. Все сделал Бог, чтобы люди до него живыми не добрались. Все сделал, да не все учел! Прогрессирует человечество!
На Луне побывали уже земляне. Вот с чем бабушка никак смириться не может!
– Скоро, бабушка, вот увидишь, и до Бога твоего доберемся! А Луна – это так, мелочи, пункт пересадочный. Бог на Солнце засел, конечно.
Подлетают к Солнцу корабли космические и все как спички пока от жары вспыхивают. Даже тут, внизу, от солнца жара, а уж там…
Только это, бабушка, дело времени. Придумаем несгораемые скафандры, жаронепроницаемые, и за нами будет Город Небесный. Потому что не может быть власть несправедливая вечной! Свергли мы царя, свергнем и Бога, бабушка! Вот увидишь!
– Кашу ешь, боговержец…
Потому что, бабушка, перестанут когда-нибудь воевать, спорить люди, убивать друг друга, а поймут, что Земля у нас общая, а захватчик главный наверху сидит! А рабовладельческий строй, бабушка, пережиток и крепостничество…
Сама знает бабушка, что я прав!
А человек сам выбирать должен, жить ему или нет! И тогда, если выбор будет у человека, ни один смерть не выберет, ни один своей волей в Город его Небесный жить не поедет, и будет Бог один там в ссылке сидеть, на Солнце своем, как Наполеон французский на Эльбе. А пока все во власти его, не будет на земле справедливости…
Самый главный буржуй он, бабушка! Но от гнева народного на престоле своем не удержится, вот увидишь!
– Будет в будущем знаешь как, бабушка?
– Как, Федя, будет?
– А вот как! Договорятся люди между собой, что зря самим себе на голову бомбу атомную сбрасывать собрались, а нужно на Солнце, где Бог прячется, все ракеты, боеголовки нацелить! Так сказать ЕМУ в рупор:
– ЭЙ!!! ВЫХОДИ!
Тут он никуда не денется, выйдет, потому что пригрозят ему и Белый Дом, и наша Москва, что нажмут сейчас в его сторону обе кнопки атомных, и разлетится тогда его Солнце вдребезги!
Вот он выйдет.
А мы ему в рупор:
