Мужчина смотрел на нас, не говоря ни слова: слышно было только рычание огромного пса.
– Сударь… – начал было отец.
– Что вы тут делаете? – проорало чудовище. – Кто позволил ступать по землям господина барона? Может быть, вы его гости или родственники?
Своими злобно сверкающими глазами навыкате он всмотрелся в каждого из нас.
При каждой фразе его огромное пузо начинало трястись, при этом револьвер подскакивал.
– Для начала ваше имя? – проговорил он, сделав шаг к отцу.
– Эсменар Виктор, – вырвалось у меня.
– Молчи! Не время шутить! – бросил Жозеф.
Обвешанный поклажей со всех сторон, он с большим трудом вытащил из кармана бумажник, вынул из него удостоверение личности и протянул его.
Чудовище бросило взгляд на документ и, обернувшись ко мне, произнесло:
– Смотри, какая выучка! Уже умеет называть вымышленное имя! – Снова переведя взгляд на удостоверение, он воскликнул: – Учитель! На государственной службе! Ничего себе! Учитель, который тайком проникает в чужое имение! Учитель! Впрочем, это, может быть, подделка. Уж если ребенок называет вымышленное имя, отец способен предъявить липовый документ.
Жозеф наконец обрел дар речи и произнес пространную речь в свою защиту. Он что-то долго нес о «вилле» (которую почему-то называл домишком), о здоровье детей, о бесконечных переходах, изнуряющих маму, о строгости господина инспектора Академии образования. Он был искренен и говорил с пафосом, но выглядел жалко. У меня кровь прилила к лицу, я весь кипел от ярости. Вероятно, отец понял, что я испытываю, поскольку растерянно повелел, обращаясь ко мне:
– Нечего здесь стоять. Иди поиграй с братом.
– Поиграй?! – взревел сторож. – Во что поиграть? В кражу слив? Стоять! Это послужит тебе уроком! – И, обернувшись к отцу, спросил: – А ну, расскажите, что это за ключ? Это вы его изготовили?
– Нет, – еле слышным голосом отвечал отец.
Страшилище стало рассматривать ключ, обнаружило на нем какую-то метку и закричало:
– Это служебный ключ! Вы его украли?
– Ну конечно нет!
– Значит?.. – Сторож с ухмылкой смотрел на нас.
– Я нашел его, – поколебавшись, храбро солгал отец.
Тот вновь ухмыльнулся:
– Понятно! Нашли ключ на дороге и сразу же поняли, что он от дверей поместий вдоль канала… Кто вам его дал?
– Этого я вам сказать не могу.
– Ах вот оно что! Отказываетесь говорить? Так и запишем в рапорте, и тот, кто одолжил вам этот ключ, вряд ли будет иметь возможность ступать на территорию этого имения.
– Нет! – пылко возразил отец. – Вы не посмеете! Вы не нанесете непоправимый урон человеку, который по доброте душевной, из дружеских побуждений…
– Это бессовестный служащий! – проревел сторож. – Я раз сто видел, как он крадет у меня смоквы…
– Вы, наверное, ошиблись, я уверен в его честности!
– Доказательством чему служит, конечно, то, что он дал вам ключ, принадлежащий ему по служебному положению.
– Есть кое-что, о чем вы не догадываетесь. Он поступил так, исходя из чувства долга, ради канала. Дело в том, что у меня есть кое-какие познания по части цементов и растворов, позволяющие мне участвовать в определенной мере в поддержании в надлежащем состоянии данного инженерного сооружения. Взгляните в мою записную книжку!
Сторож взял книжку из рук отца и стал перелистывать ее.
– Значит, вы утверждаете, что находитесь здесь в качестве эксперта?
– В определенной мере да, – подтвердил отец.
– А эти, – издевательски спросил сторож, ткнув в нас, – тоже эксперты? Ни разу в жизни не видел столь малолетних экспертов. Зато прекрасно вижу то, что зафиксировано в этой книжке: вы уже полгода каждую субботу незаконно пользуетесь возможностью проходить по этой территории! Лучше улики не придумаешь! – Он сунул записную книжку в карман. – А теперь открывайте все эти тюки!
– Нет, – отказался отец, – это мои личные вещи.
– Отказываетесь? Берегитесь! Я давал присягу по службе и имею право потребовать этого.
Подумав с секунду, отец снял рюкзак и развязал его.
– Если бы вы упорствовали, я бы пошел за жандармами.
Пришлось открывать чемоданы, узлы, свертки, вытряхивать все из сумок… все это представление продолжалось не меньше четверти часа. Наконец наши жалкие сокровища были разложены на покатом, покрытом травой склоне насыпи, словно призы в ярмарочном тире… Тут была и сверкающая венецианская солонка, и гипсовая танцовщица, задравшая ножку, и большой будильник, беспристрастно, как и подобает звездочету, отслеживающему движение небесных светил, показывающий время: 4 часа 10 минут, одно и то же для всех, включая тупицу-сторожа, недоверчиво уставившегося на него.
Проверка нашего снаряжения была долгой и тщательной. А изобилие провианта вызвало откровенную зависть пузатой образины.
– Похоже на ограбление продуктовой лавки! – подозрительно промолвил он, после чего принялся детально рассматривать белье и одеяла, не хуже какого-нибудь испанского таможенника. – А теперь ружье!
Ружье, судя по всему, он оставил на закуску. Вынимая его из потрепанного футляра, он поинтересовался:
– Оно заряжено?
– Нет, – ответил отец.
– Тем лучше для вас.
Передернув затвор, он приложил его к глазу, словно трубу телескопа.
– Чисто. Тем лучше для вас, – повторил он, возвращая ружье в первоначальное состояние с громким щелчком, напоминающим звук захлопывающейся ловушки для крыс. – С подобной пищалью легко промахнуться, охотясь на куропатку, но можно пристрелить сторожа. По крайней мере такого, который не был бы постоянно начеку…
Он обвел нас мрачным взглядом: я увидел в его глазах лишь бездонную и беспросветную тупость. Позже, в средней школе, впервые прочтя строчку Бодлера «глупость с бычьим лбом»
[30], я сразу же припомнил его. У него не хватало только рогов. Однако надеюсь, к чести женщин, что когда-то они все же украшали его лоб.
– А патроны где? – неожиданно приветливо спросил он.
– У меня еще нет патронов, – ответил отец. – Я изготовлю их только накануне открытия охотничьего сезона, из-за детей… К чему хранить в доме готовые патроны?
– Разумеется, – согласился сторож, строго уставившись на меня. – Когда ребенок называет вымышленное имя и показывает явное расположение к взлому, ему не хватает только заряженного ружья!
Я, признаться, даже возгордился подобной оценкой. Я уже минут десять думал о том, как бы броситься к нему, выхватить у него из-за пояса револьвер и с упоением уложить его на месте. Если бы не огромный пес, который перехватил бы меня и сожрал, я бы, клянусь, попробовал.
