Когда мы проходили мимо него, он вдруг бросил взгляд на моего отца и воскликнул:
– Господин Жозеф!
На нем была форменная одежда темного цвета с медными пуговицами и фуражка, какие носят железнодорожные служащие. У него были черные тонкие усики и большие карие глаза, сверкнувшие от удовольствия.
Мой отец также взглянул на него, рассмеялся и сказал:
– Бузиг! Что ты тут делаешь?
– Что я тут делаю? Работаю, господин Жозеф. Я обходчик на Марсельском канале, в нашем ведомстве это называется багорщик, и, признаться, это место получил не без вашей помощи! Это ведь вы постарались, чтобы я сдал экзамен на аттестат об окончании школы! Я уже семь лет как багорщик.
– Багорщик? – переспросил отец. – А при чем тут, собственно, багор?
– Ха! – торжествующе воскликнул Бузиг. – На этот раз кое-чему научу вас я! Багорщик – это тот, кто ведет наблюдение за каналом.
– Раз ты багорщик, значит у тебя есть багор? – поинтересовался Поль.
– Дело не в этом! – непонятно почему подмигнув нам, ответил Бузиг. – Главное, что у меня есть большой ключ, – он показал нам висевший у него на поясе огромный Т-образный трубчатый ключ, – и вот эта маленькая черная книжка. Я открываю и закрываю задвижки, проверяю напор и расход воды… Если я вижу трещину в облицовке или замечаю, что накопился ил либо расшаталась арматура мостика, я все это записываю в книжку и вечером подаю рапорт. Если я вижу в воде дохлую собаку, я ее вылавливаю, а если люди загрязняют воду или купаются в канале, составляю протокол.
– Ого! – воскликнул отец. – Да ты, я смотрю, важный чин!
Бузиг, опять подмигнув нам, довольно усмехнулся.
– К тому же, – добавил отец, – это не слишком утомительно.
– О нет, – согласился Бузиг. – Это далеко не каторга. – И добавил скорбным тоном, словно собрался заплакать: – Я же, согласитесь, добрейший малый, кто же пожелает сослать меня на каторгу? Я никогда никому не причинял зла, разве что орфографии! А как вы, господин Жозеф? Вижу, у вас прибавление в семействе, а госпожа Жозеф все такая же тоненькая, но по-прежнему очаровательная. – Положив руку на мою голову, он поинтересовался: – А куда вы идете, да еще с таким грузом?
– По правде сказать, – ответил отец не без гордости, – мы направляемся в наш деревенский дом, чтобы провести там воскресенье.
– Смотри-ка! – обрадовался Бузиг. – Вы разбогатели?
– Да нет, – отвечал отец. – Но меня повысили и изрядно прибавили мне жалованье.
– Тем лучше, – сказал Бузиг, – мне это очень приятно. Ну-ка, дайте мне часть ваших узлов, хочу проводить вас!
Он взял у меня из рук заплечный мешок с тремя килограммами мыла, а у брата – холщовый узел с сахаром и лапшой.
– Это очень мило с твоей стороны, Бузиг, – сказал отец, – но нам еще идти и идти.
– Держу пари, вы идете в Акат.
– Дальше.
– Значит, в Камуэн?
– Еще дальше.
Бузиг широко раскрыл глаза:
– Неужели в Ла-Трей?
– Наш путь лежит через эту деревню, но мы идем еще дальше.
– Но после Ла-Трей ничего нет!
– Это не так, после Ла-Трей есть Ле-Беллон!
– Ну и ну! – ошеломленно промолвил Бузиг. – Канал там не проходит и никогда не будет проходить. А откуда вы берете воду?
– Из цистерны и из колодца.
Бузиг, сдвинув фуражку на затылок, чтобы легче было почесать голову, оглядел поочередно нас всех.
– А где вы сходите с трамвая?
– В Ла-Барас.
– О, бедняжки! – Он быстро прикинул что-то в уме. – Получается как минимум восемь километров пешком!
– Девять, – уточнила мать.
– И часто вы совершаете этот путь?
– Чуть не каждую субботу.
– О, бедняжки! – повторил он.
– Пожалуй, далековато, но когда мы там, мы ни о чем не жалеем…
– А вот мне всегда жаль себя, когда приходится прикладывать большие усилия, – веско заявил Бузиг. – Но я кое-что придумал! Сегодня вам не придется топать девять километров. Вы пойдете со мной, будем держать путь вдоль канала, который по прямой пересекает все эти имения. Через полчаса мы будем в Ла-Трей!
Вынув из кармана блестящий ключ, он открыл дверь, которую незадолго перед тем запер.
– За мной! – скомандовал он и шагнул вперед.
Но отец остановился на пороге:
– Бузиг, ты уверен, что это законно?
– Что вы имеете в виду?
– Ты распоряжаешься этим ключом и имеешь право проходить по чужим землям в силу своего должностного положения. Но имеем ли мы право следовать за тобой?
– А кто об этом узнает?
– Вот видишь! – сказал отец. – Раз ты надеешься, что нас никто не увидит, значит тем самым признаешь, что ты не имеешь на это права.
– Но что в этом дурного? Я встретил своего бывшего учителя и горжусь тем, что могу показать ему место, где работаю.
– Это может тебе дорого стоить. Если твое начальство узнает…
Бузиг два-три раза подряд как-то загадочно подмигнул нам, затем два раза пожал плечами, после чего, усмехнувшись, покачал головой и наконец вымолвил:
– Раз приходится во всем признаться, вот что я вам скажу: случись что, я все улажу, поскольку моя сестра замужем… ну или вроде того… за одним из членов генерального совета департамента!
Это фраза сначала показалась мне загадочной, но потом я вдруг представил себе, как его сестра, которая замужем или вроде того, выходит из мэрии под руку с генералом в парадной форме и он дает ей ценные советы.
Так как мой отец, кажется, все еще колебался, Бузиг добавил:
– К тому же это она сделала так, чтобы Бистань был произведен в заместители директора канала, так что, посмей Бистань хоть в чем-то упрекнуть меня, она его уложит на месте одним ударом подголовного валика.
Я моментально проникся восхищением перед этой храброй особой, способной сокрушать врагов своего брата, даже не поранив их. Мой отец, по всей видимости, был того же мнения, поскольку мы двинулись за Бузигом и вступили на чужую территорию.
Канал протекал по верху невысокой насыпи меж двух изгородей из приземистых деревьев и кустарников, торчавших из густых зарослей розмарина, фенхеля, ладанника и ломоноса.
Бузиг стал нам объяснять, что вся эта буйная растительность беспредельно ценна, поскольку скрепляет почву насыпи, поэтому хозяевам имений запрещено избавляться от нее.
Цементное русло канала имело в ширину не больше трех метров; в прозрачной воде отражались белоснежные облака, плывущие по апрельскому небу.
Мы шли гуськом по узкой тропинке между берегом канала и цветущей изгородью.
