Они выстрелили оба вместе: грохот был оглушительный, и дверь резко дернулась.
Улыбающиеся, довольные собой, они подошли к нам.
– Дядя, – спросил я, – это убило бы дикого кабана?
– Безусловно! – воскликнул дядя. – При условии попадания в цель…
– В уязвимую левую лопатку!
– Точно!
Он сорвал с двери прикрепленные к ней газеты, и я увидел десятка два маленьких свинцовых шариков, глубоко засевших в дереве.
– Крепкое дерево, – сказал дядя, – дробь не пробила его насквозь! А если б у нас были пули…
Пуль у них, к счастью, не было, потому что из-за двери мы услышали слабый голос. Кто-то робко спросил:
– Можно мне теперь выйти?
Это была наша «горничная».
День открытия охотничьего сезона приближался, и в доме ни о чем, кроме охоты, не говорили.
По окончании цикла эпических повествований дядя Жюль перешел к техническим объяснениям и наглядным демонстрациям. В четыре часа, после полуденного отдыха, он обычно говорил:
– Жозеф, я сейчас перед вами произведу разбор «королевского выстрела», который в то же время является «королем выстрелов». Слушайте внимательно! Вы спрятались за кусты, ваша собака между тем обегает виногр-р-радник. Если она знает свое дело, то кр-р-расные кур-р-ропатки полетят прямо на вас. Тут вы делаете шаг назад, но ружье не поднимаете, потому что дичь увидит его и успеет улететь. Как только пернатые появляются в поле вашего зрения, вы вскидываете ружье и прицеливаетесь. Но в самый момент выстр-р-рела вы резко поднимаете конец ствола сантиметров на десять, нажимая на спусковой крючок, опускаете голову и нагибаетесь.
– Почему?
– Потому что если вы попали, то тут же получите прямо в лицо птицу весом в килограмм, мчащуюся со скоростью шестьдесят километров в час. А теперь перейдем к практике. Марсель, сбегай за моим ружьем.
Я бросался в столовую, откуда возвращался уже медленно, с благоговением прижимая к груди драгоценное оружие.
Дядя всякий раз открывал затвор, желая убедиться, что ружье не заряжено.
Потом он занимал позицию за живой изгородью сада. Отец, Поль и я располагались за его спиной полукругом. Сдвинув брови, пригнувшись и прислушиваясь, дядя старался разглядеть сквозь листву не жалкую каменистую дорожку, а золотые виноградники Руссильона. Вдруг он дважды издавал пронзительный и короткий лай. Потом с силой, но через расслабленные губы выдувая воздух, подражал шуму, с которым взлетает стайка красных куропаток. Затем делал тот самый шаг назад и пристально всматривался в небо поверх изгороди. Потом рывком поднимал конец ствола и кричал: «Пах! Пах!» После чего мы вчетвером, втянув головы в судорожно сжатые плечи, стояли не шевелясь, закрыв глаза и готовясь выдержать удар «птицы весом в килограмм, мчащейся со скоростью шестьдесят километров в час».
Дядя нас освобождал своим «Бум!.. Бум!». Это означало, что две куропатки упали за нами. Минуту он шарил взглядом, ища их, после чего одну за другой подбирал с земли, потому что во время своих демонстраций он непременно убивал «по две штуки зараз». Наконец, свистнув собаку, тяжелым шагом усталого охотника возвращался и садился в тенек.
– Должно быть, это непросто, – обычно задумчиво говорил отец.
– Еще как непросто! Тут нужна сноровка! Признаться, никогда не слышал, чтоб новичку этот выстрел удавался с первого раза… Но если у вас есть способности, о чем я пока не могу судить, вполне возможно, что через год… Попробуйте-ка!
Отец покорно, в свою очередь, брал ружье и в точности повторял пантомиму дяди Жюля.
Иногда по утрам мы с отцом отправлялись по дороге к ложбине Рапон. По обеим сторонам дороги стояли невысокие деревца; мы тайком репетировали «королевский выстрел»: я исполнял роль куропатки и, когда мне надо было взлететь, изо всех сил бросал поверх кустов камень, а отец, резко вскинув ружье к плечу, старался поточнее навести на него дуло…
Когда отец обучался стрельбе по кроликам, я без предупреждения бросал в траву старый полусгнивший деревянный шар, единственный уцелевший от комплекта кеглей, когда-то служивших прежним хозяевам.
Иногда он велел мне спрятаться в кусты и закрыть глаза. Там я ждал, весь обратившись в слух и стараясь уловить малейший шорох. И вдруг, положив мне руку на плечо, отец спрашивал: «Ты слышал, как я подошел?»
Итак, отец готовился к открытию сезона так тщательно, послушно и прилежно, что впервые в своей жизни я стал сомневаться в его всемогуществе, и мое беспокойство все возрастало.
Занялась очередная заря, наконец настал канун великого дня.
Стали примерять охотничьи костюмы. Папа купил себе синюю кепку, которая мне показалась очень эффектной, коричневые кожаные гетры и высокие башмаки на веревочной подошве. Дядя Жюль надел баскский берет, сапоги со шнурками спереди и совершенно необыкновенную куртку, которая стоит того, чтобы о ней было сказано несколько слов.
С первого взгляда моя мать заявила:
– Это не куртка! Это сорок карманов, пришитых друг к другу!
Карманы были даже на спине. Позже я убедился, что всякое богатство имеет и оборотную сторону.
Когда дядя что-нибудь искал в карманах, он сначала ощупывал куртку с лицевой стороны, потом подкладку, потом то и другое одновременно, чтобы определить местонахождение искомого предмета. Самым трудным было понять, как до него добраться.
Так, например, маленький дрозд, забытый им однажды в этом лабиринте, только через две недели известил о своем присутствии ужасающей вонью. Его сперва учуяла своим носом, а потом и нашла благодаря желтому клюву, проткнувшему подкладку, тетя Роза. Тут уж и дядя взялся проверять карманы, что позволило ему обнаружить кроличье ухо, кашицу из улиток и старую зубочистку, которая вонзилась ему под ноготь указательного пальца… И все же для извлечения трупика дрозда пришлось прибегнуть к ножницам.
Но в день примерки куртка произвела огромное впечатление и была воспринята как залог обильной добычи.
Церемония примерки перед зеркалом продолжалась весьма долго, было видно, что охотники получали от нее немалое удовольствие. Женам пришлось положить ей конец и отобрать у все еще любующихся собой мужчин их облачение, чтобы укрепить пуговицы.
Ружья были еще раз начищены и смазаны, мне выпала честь вкладывать патроны в кожаные гнездышки на поясах отца и дяди.
Потом с лупой в руке они стали исследовать полевую карту.
– Подъем начнем сразу за домом, – постановил дядя, – поднимемся до Редунеу, это здесь! – Он воткнул в карту булавку с черной головкой. – До этого места нам вряд ли попадется что-то стоящее, разве что дрозды, певчие или обыкновенные…
– Уже кое-что! – обрадовался отец.
– Пустяки! Наша цель – не будем строить иллюзий – это, конечно, не бартавелла, но хотя бы куропатка, кролик или заяц. Думаю, мы найдем их в Эскаупрес – так, во всяком случае, мне сказал Мунд де Парпальюн. Значит, от Редунеу мы спустимся в Эскаупрес, потом поднимемся до подножия Ле-Тауме, который обогнем справа, чтоб добраться до источника Тутового Дерева. Там пообедаем, примерно в полпервого, а затем…
