– Один старый браконьер, которого зовут Мунд де Парпальюн.
– Он что, дворянин? – спросил я.
– Вряд ли, – отвечал отец, – это просто значит Эдмонд, повелитель бабочек.
Эта фамилия привела меня в совершенный восторг, и я дал себе слово навестить этого таинственного сеньора.
– Он сам-то их видел? – спросил отец.
– Он убил одну в прошлом году и снес ее в город. Выручил за нее целых ДЕСЯТЬ ФРАНКОВ.
– Боже мой! – воскликнула мать, молитвенно сложив руки. – Если бы вы могли приносить по штуке в день… это меня вполне устроило бы!
– Оказывается, это мечта не только охотника, – сказал отец, – но и домохозяйки! Не говорите больше о бартавеллах, дорогой мой Жюль, не то они будут сниться мне всю ночь, а моя милая жена от них уже без ума!
– Но меня вот что беспокоит, – вступила в разговор тетя Роза, – по словам горничной, здесь водятся также и дикие кабаны.
– Дикие кабаны? – встревожилась мать.
– Ну да, – подтвердил дядя, улыбаясь, – дикие кабаны… Но успокойтесь, сюда они не придут! Только в самый разгар лета, когда высыхают все родники на горе Сент-Виктуар, они спускаются вниз к маленькому источнику под названием Тутовое Дерево, единственному ключу в этих местах, который никогда не пересыхает. В прошлом году Батистен убил там парочку!
– Это просто ужасно! – сказала мать.
– Отнюдь, – возразил Жозеф, стараясь успокоить ее, – дикий кабан не нападает на людей. Напротив, почуяв человека издалека, спасается от него бегством. И нужно быть очень искусным, чтобы подкрасться к нему.
– Как к бартавеллам! – воскликнул Поль.
– Кроме тех случаев, – изрек дядя серьезным тоном, – когда он ранен!
– Вы думаете, тогда он может убить человека?
– Еще бы! – воскликнул дядя. – У меня был друг, товарищ по охоте, которого звали Мальбуске. Он был дровосеком, но из-за несчастного случая на работе стал калекой.
– Что значит «калека»? – спросил Поль.
– Это значит, что у него осталась только одна рука. Он больше не мог работать топором и занялся браконьерством.
– С одной рукой? – удивился Поль.
– Ну да!.. С одной рукой! И уверяю тебя, очень даже метко стрелял! Каждый день он добывал куропаток, кроликов, зайцев, которых тайком продавал на кухню в дворянский замок. И вот однажды Мальбуске нос к носу столкнулся с диким кабаном: зверь был не очень крупный, семьдесят килограммов, мы потом его взвесили. Итак, Мальбуске поддался соблазну и выстрелил. Выстрелил и не промахнулся, но у зверя осталось достаточно сил, чтобы броситься на него, опрокинуть и разорвать на части. Да, именно на части, – повторил дядя. – Когда мы набрели на его след, то прежде всего увидели вьющийся по середине тропинки изжелта-зеленоватый шнур чуть ли не в десять метров длиной – это были кишки Мальбуске.
Мама и тетя брезгливо заохали, а Поль расхохотался и захлопал в ладоши.
– Жюль, – сказала тетя, – не следовало бы рассказывать такие ужасы при детях.
– Напротив, – возразил отец, умевший извлекать из самых страшных происшествий воспитательный смысл, – это для них прекрасный урок. Им не помешает знать, что кабан – опасный зверь. Если вам случайно приведется его увидеть, немедленно забирайтесь на ближайшее дерево.
– Жозеф, – попросила мать, – обещай мне сейчас же, что ты тоже залезешь на дерево, не сделав ни единого выстрела.
– Этого только не хватало! – воскликнул дядя Жюль. – Я же вам, кажется, сказал, что у Мальбуске не было патронов с крупной дробью. Но у нас-то они есть!
Он принес из ящика целую горсть патронов и положил на стол.
– Они длиннее остальных, потому что я набил в них двойную порцию пороха, этими зверь будет сражен наповал!.. При условии, – добавил он, обернувшись к отцу, – что попадешь в самое уязвимое место на левой лопатке. Обратите внимание, Жозеф, я сказал, на левой!
– Но, – возразил Поль, – если кабан будет убегать, будет виден только его зад. Что же тогда делать?
– Нет ничего проще. Даже удивительно, что ты не догадался.
– Стрелять в левую заднюю половинку!
– Ничего подобного! – сказал дядя. – Надо просто знать, что дикие кабаны обожают трюфели…
– Ну и что? – удивилась мать.
– А то, Огюстина, – отвечал дядя, – что вы наклоняетесь влево и как можно громче кричите: «Ой, какой прелестный трюфель!» Тут кабан, не удержавшись от соблазна, оглядывается и поворачивается к вам своей левой лопаткой.
Мы с матерью расхохотались, отец лишь улыбнулся, а Поль с серьезным видом заявил:
– Ты так говоришь ради смеха!
Он не смеялся, потому что уже ни в чем не был уверен.
Этот охотничий ужин продолжался гораздо дольше обычного, и пробило уже девять, когда мы встали из-за стола и занялись изготовлением патронов. Я был допущен присутствовать при этом, так как заявил, что для меня это «урок естествознания».
– На полчаса, не больше, – бросила мать, унося на руках сомлевшего Поля, который издавал невнятные, но явно протестующие звуки.
– Прежде всего проверим ружья! – постановил дядя.
Достав из кухонного буфета спрятанный за стопками тарелок прекрасный футляр из настоящей кожи (мне стало досадно: как можно было не обнаружить его!), он вытащил из него великолепное ружье, которое выглядело совершенно новым. Оба его ствола были прекрасного матово-черного цвета, спусковой крючок был никелированный, а на рельефном прикладе расположилась собака, как бы вросшая в лакированное дерево.
Отец взял в руки дядино ружье, рассмотрел его и присвистнул от восхищения.
– Свадебный подарок от старшего брата, – пояснил дядя, – шестнадцатый калибр, «верней-каррон» с центральным боем.
Дядя взял у отца ружье, передернул затвор; раздался громкий щелчок, дядя принялся заглядывать внутрь стволов, направив ружье на лампу.
– Смазано прекрасно, завтра проверим его более тщательно! – проговорил он и, обернувшись к отцу, спросил:
– А где ваше?
– У меня в комнате.
Отец поспешно вышел.
Я не знал, что у отца есть ружье, и возмутился, что он не поделился со мной таким сногсшибательным секретом; я ждал его возвращения с большим нетерпением, стараясь угадать по его шагам и звяканью ключей, в каком именно месте он его прятал. Но шпионаж не удался; отец торопливым шагом спускался обратно.
Он внес в кухню огромный желтый футляр, наверняка купленный – тайком от меня – у старьевщика: длинные царапины на нем свидетельствовали о его почтенном возрасте, а беловатый оттенок царапин – о том, что этот предмет изготовлен мастером по папье-маше.
Открыв жалкий картонный футляр, отец со смущенной улыбкой произнес:
