— Завтра мне, скорее всего, придется уехать.
— Завтра? О господи, неужто твое возмущение достигло таких пределов?
— Пределов-то оно достигло, но дело не в этом. В отеле не будет свободных номеров.
— Боже, я забыл. Слушай, а почему бы тебе не переехать в студию? Ты уже видела, что там все попросту, зато чисто и уютно. К тому же, — серые глаза прищурились, — у тебя там будет соседка.
— Я подумаю, — без энтузиазма ответила я.
Поколебавшись, он сказал:
— Надеюсь, ты согласишься. Я… слушай, не уезжай завтра, пожалуйста. Мне бы хотелось, чтобы ты поехала со мной.
Я уставилась на него.
— Но мне казалось, что ты собирался идти на Парнас со Стефаносом.
— Я и собираюсь. Но я хочу, чтобы ты пошла с нами. Пойдешь?
— Но, Саймон…
— Так пойдешь?
Я произнесла сиплым голосом:
— Это абсурд.
— Согласен. Тем не менее.
— Но это касается одного тебя. Если я, как бульдозер, силой заставила тебя заниматься моими делами, ты вовсе не обязан таскать меня за собой по пятам.
Глаза у него вновь повеселели.
— Не обязан. Пойдем?
— Да. Конечно.
— Поход предстоит долгий. Он займет целый день. Если же из отеля тебя выставят, я позвоню в Афины и добьюсь разрешения поселить тебя в студии, согласна?
— Позвонишь в Афины?
— Студия принадлежит университету, факультету изящных искусств, а ты не более аккредитированный художник, чем я.
— Ну да. А как же Даниэль?
Он усмехнулся:
— Возможно, археологи имеют право. Если она нанимает машину от моего имени, может, она живет в студии от имени Эрве.
— Может. Ладно, звони в Афины, и завтра вечером я перееду. А в котором часу мы отправляемся?
— Зайду за тобой в половине девятого. — Внезапно он улыбнулся. — Спокойной ночи, Камилла. И спасибо.
— Спокойной ночи.
Когда он повернулся ко мне спиной, я не удержалась и сказала:
— Не забудь починить душ.
— Души наводят на меня тоску, — мягко ответил он. — Спокойной ночи.
Глава 10
Действующее лицо будет иметь характер вообще, если… в речи или действии обнаружит какое-либо направление воли, каково бы оно ни было: но этот характер будет благородным, если обнаружит благородное направление воли. Это может быть в каждом человеке: и женщина бывает благородной…
[25]
Аристотель. Поэтика
На следующее утро я проснулась очень рано и, поняв, что больше не засну, решила встать и до начала приключений погулять по руинам одна. Но тут, криво улыбнувшись, я вспомнила, что не отправила письмо к Элизабет. Выудив его из сумочки, я вскрыла его и поспешно добавила постскриптум:
Кто сказал, что со мной никогда ничего не случается? Все началось прямо вчера. Если останусь в живых, напишу — тогда узнаешь, что потеряла. С любовью,
Камилла
Было чуть больше семи, но солнце пылало уже вовсю. Опустив письмо в почтовый ящик, я стала взбираться по крутому подъему между улочками на террасах.
Подъем являл собой ряд широких ступеней, по краям которых тянулись побеленные стены, о которые било солнце. Ослепительная белизна приглушалась зеленью — о каждую крышу, о каждую стену плескались виноград и папоротник, яркие гвоздики и алая герань, сверкающие каскады ноготков и черноглазый гибискус. У ног копошились куры. Время от времени мне приходилось уступать дорогу либо мулу, либо ослу. Они грациозно цокали вниз по ступеням, а сопровождающие их крестьянки в черных чадрах улыбались и говорили: «Доброе утро».
Наконец ступени вывели меня за деревню, где громоздились кучи булыжника и бордюрного камня — свидетельство строительства новой дороги. Я осторожно зашагала по дороге, провожаемая дружелюбными и любопытными взглядами рабочих, и, прежде чем до меня дошло, что забралась несколько далековато, я оказалась на площадке над студией.
Жарило солнце, да и подъем оказался крут. Я нашла узенькую тень, которую отбрасывала невысокая скала у тропы, и, усевшись на плоский камень, решила передохнуть.
Тропинка эта, по-видимому, являлась продолжением той, по которой мы с Саймоном шли прошлым вечером. Она тянулась над студией, а потом, сменив направление, спускалась к запомнившейся мне группе сосен, далее она круто вела вверх и исчезала среди разрушенных построек близ храма. Неподалеку от меня, внизу справа виднелось примитивное квадратное здание студии, напоминавшее кучу мусора. За ним в долине плыли и дрожали оливы в необъятном просторе света, еще дальше высилась гора, за ней еще гора и море.
Тут я обратила внимание, что от студии кто-то идет.
Кто-то так же, как и я, встал сегодня рано. Он быстрыми шагами поднимался по ведущей вверх от плато тропе. Тут я увидела стройную светловолосую фигуру с рюкзаком. Он с огромной скоростью, но почти бесшумно направлялся к тропе, где пряталась в тени я. В мою сторону он не смотрел — его интересовали сосны над храмом. Таким образом, он довольно быстро удалялся от меня.
Вот он уже на тропе. У кладбищенской ограды — в семидесяти ярдах от меня — он остановился и стал оглядываться по сторонам, словно желая передохнуть и провести рекогносцировку местности.
Только я собралась его окликнуть, как поведение его побудило меня замереть. Он сделал два быстрых шага назад и в сторону, под тень сосны. И тут же слился с этой рассеянной тенью. Стоял он неподвижно, никуда не глядя, лишь наклонил голову, словно изучал землю.
Только тогда мне стало понятно, что он к чему-то прислушивается. Он не шевелился. В это прекрасное яркое утро был слышен лишь звон колокольчика козы на другом конце долины да крик петуха внизу в селе. Ни звука из студии, ни малейшего движения.
Подняв голову, Найджел стал настороженно и с опаской осматриваться, резко подергивая головой. Было очевидно, что, куда бы он ни направлялся, он не желал, чтобы за ним шли, и, вспомнив о Даниэль, я подумала, что понимаю его. Не стану и я мешать его бегству. Улыбаясь самой себе, я осталась сидеть. Я не сомневалась, что, если я не пошевельнусь, он так и не заметит меня. И он действительно не заметил меня. Внезапно он повернулся и двинулся через сосны к античному стадиону, от которого вела дорога к Сияющим и далее к вершинам Парнаса.
Дав ему минуты две, я встала и тронулась в путь. Скоро я оказалась в тени сосен. Справа тянулось кладбище, огороженное полуразрушенной оградой и зарослями сухих сорняков.
Не знаю, что побудило меня на это, — наверное, то, что дело Майкла Лестера стало и моим делом. Я толкнула скрипучую калитку и пошла между камней. Когда я нашла могилу, то долго, по буквам, читала надпись на ней, чтобы наверняка знать, что это она.
