Последнюю фразу она ухитрилась произнести так, словно это означало делить постель с садистом, а именно с Саймоном.
И я в который раз содрогнулась от раздражения. Ее стоило пожалеть или отнестись к ней с юмором, но у меня это почему-то не получалось. Я начала подозревать, что она вовсе не пытается изображать пресыщенность и ее «мировая скорбь» вовсе не поза. Она действительно ощущала ее — тому свидетельствовало выражение глубокой усталости в ее огромных потерянных глазах.
А вот Найджел вызывал жалость. Он лихорадочно вытирал графин и беспрестанно бормотал:
— Как здорово, что ты вернулась! И ты сама знаешь это! Разумеется, ты останешься в студии. Мы будем счастливы, тебе здесь будет хорошо. У нас тут я, Саймон да датский художник.
— Датский художник?
Саймон спокойно ответил:
— Юноша лет двадцати. Он пешком пришел из Янины и очень, очень устал.
Она бросила на него взгляд из-под необыкновенных ресниц:
— О, — и бросила в раковину наполовину выкуренную сигарету, где та и осталась тлеть. — Дай мне еще сигарету, Саймон.
Он повиновался.
— Камилла?
— Спасибо, — ответила я.
Найджел промчался мимо меня с графином, наполненным на три четверти чистым узо.
— Вот, Даниэль.
У него было встревоженное, сосредоточенное лицо. Словно он нес чашу Святого Грааля.
Взяв стакан, она одарила его яркой улыбкой; он мигнул, и его обгоревшие щеки покраснели еще больше. Она подняла стакан:
— Твое здоровье, дорогой Найджел. Я рада, что вернулась. Но ты не пьешь со мной?
Вроде бы банальная ситуация, тем не менее так не казалось. Выражение на лице юноши было столь открытым… Схватив бутылку, он налил себе анисовой. Но когда Найджел отвернулся, Даниэль зевнула, повертев головой на своей длинной шее, и протянула руку Саймону. У нее были красные ногти, которыми она ласково провела по его рукаву.
— Вообще-то, — сказала она все тем же утомленным и бархатным голоском, — я ведь девушка Саймона, правда, Саймон?
Я чуть не подпрыгнула на целый фут. Саймон посмотрел на нее сверху сквозь сигаретный дым и лениво произнес:
— Да ну? Я, конечно, в восхищении. Но тогда объясни, зачем ты наняла для меня машину в Афинах сегодня утром?
Рука замерла и быстро отдернулась. В изящном теле на кровати впервые появилась естественность — сексуальность растворилась, ее место заняло удивление.
— О чем это ты?
— О машине, которую ты наняла для меня сегодня утром и которую ты должна была подобрать у кафе «Александрос».
Черные глаза мгновение смотрели на него, потом опустились.
— Ах вот ты о чем. — Ее хриплый голос звучал спокойно, как и обычно. — И как же ты об этом узнал?
— Дорогая Даниэль, ты же наняла ее для меня, верно? Но не забрала. Соответственно, служащие «Александроса» связались со мной.
— Но это невозможно! Откуда они узнали?
Она сердито смотрела на него.
— Не важно. Так зачем?
Отхлебнув узо, Даниэль пожала плечами:
— Чтобы вернуться в Дельфы. Я же говорила тебе, что найму автомобиль. Так как женщина в Греции в расчет не принимается, я сослалась на тебя.
— И сказала, что это — «дело жизни и смерти»?
— Что? Не строй из себя идиота. Ничего подобного я не говорила. — Она засмеялась. — Как ты все драматизируешь, Саймон.
— Возможно. Места здесь уж очень драматичны. Попадаешь под влияние. Так ты наняла машину?
— Да.
— И приехала без нее.
— Да.
— Почему?
Потому что несчастная идиотка Камилла Хейвен ее уже забрала. Почему бы Саймону не оставить эту тему в покое? Мне не очень хотелось ругаться с Даниэль Ласко. У нее имелись все основания для ярости: если именно она наняла эту чертову машину для кого бы там ни было, а потом обнаружила, что ее нет, ей пришлось охотиться за другим транспортом. Все равно рано или поздно ей надо рассказать.
— Эрве предложил мне джип, что оказалось более подходящим.
Вмешалась я:
— Я не ошиблась, я действительно узнала вас, вы — та самая девушка в джипе, что обогнала меня у Фив. Я хорошо вас запомнила. Вы ехали по неправильной стороне дороги.
Она зевнула, высунув язык меж зубов. На меня она даже не взглянула.
— Очень может быть. Мне так больше нравится.
Саймон уточнил:
— Значит, ты приехала раньше Камиллы. И где же ты была?
Она ответила почти со злобой:
— Какая разница? Ездила по округе.
— По Итее? — спросила я.
Она выпрямилась — узо пролилось.
— Ты это о чем?
Удивленное выражение на лице Саймона моментально скрылось за маской равнодушия. Кровь в моих жилах ускорила свой бег: ага, ему стало интересно, это неспроста.
Я объяснила:
— Я видела джип в Итее. Он был припаркован около дома неподалеку от села, в оливковой роще. Правда, я лишь сейчас поняла, что это был ваш джип — на ветровом стекле, где обычно висят иконы, болталась куколка из фольги. Когда вы обгоняли меня, я обратила на нее внимание.
Она уже не пила. Сигаретный дым, подобно вуали, скрывал выражение ее лица.
— Сегодня? Ты в этом уверена? Было же темно?
— Да, темно. Но в моторе копался мужчина, в его руке был фонарь, и фольга блестела. К тому же позже в доме зажегся свет.
— Ясно. — И она глотнула узо, которое совершенно не действовало на нее. — Ты права, это был мой джип. Там у меня… один знакомый.
И опять та же интонация, и опять тот же взгляд, брошенный на Саймона. Найджел же смотрел на нее глазами потерявшегося пса. Она добавила, как мне показалось, из жалости:
— Я каждый день езжу туда. Купаться. Найджелу это известно.
Найджел откликнулся так быстро, словно она молила о подтверждении своих слов:
— Ну конечно. А ты и вправду была там сегодня до нас?
Узкие губы дрогнули, и она наградила его сияющей улыбкой.
— Ага. Ведь ты сегодня гулял?
— Да.
— Я так и подумала. Я привезла Елене подарок, поэтому…
— Елене? — быстро спросил Найджел.
— Это моя подруга в Итее. Она купается в том же месте, где и я. Вот я и зашла к ней.
— О! — сказал Найджел.
Прежде чем обратиться ко мне, она, как мне показалось, внимательно посмотрела на него.
— Ну а ты, Камилла Хейвен? Ты сперва заезжала в Итею, а потом попала сюда?
