У выхода он остановился и стал смотреть в сторону Амфиссы. Один раз он повернул голову и посмотрел туда, откуда пришли мы, — в сторону Дельфов. Потом вернулся обратно. Бросив окурок, прикурил новую сигарету. На его загорелом лице блестел пот, его одежда вся была в желтовато-белой пыли. Сегодня он сменил серый костюм на светло-голубые хлопчатобумажные штаны, рубашку цвета хаки и красный платок, завязанный на шее.
Бросив спичку, он какое-то время оглядывался по сторонам, словно пребывал в нерешительности. Потом сделал несколько шагов, и я подумала, что он идет в тот угол, где растет цикламен. Но внезапно Димитриос остановился, будто ему надоело ждать, резко повернулся и быстро покинул впадину, словно наконец что-то решил.
Саймон прошептал мне на ухо:
— Пошел встречать Даниэль или Найджела. Подождем минуты две.
Мы прождали пять минут. Они показались очень длинными. Лишь наше дыхание было слышно в это жаркое утро. Мы лежали на голой земле, а по нам лупило солнце. Когда Саймон наконец пошевелился, я испытала чувство благодарности.
Мы быстро вскочили и, как горные козы, припустили вниз по петляющей тропе. Почти бегом пройдя через ложбину, мы нырнули за упавший камень в углу. Там он и оказался — клочок яркой зелени с крохотными голубыми колокольчиками, дар дождя в горах. Но сегодня кое-что изменилось.
Саймон остановился.
— Это здесь?
— Да, но…
Переведя дух, я отодвинула его в сторону, подошла к скале и уставилась на нее.
Цикламен исчез. Вместо трещинки, за которую он цеплялся, зияла черная щель. Прежняя трещина расширилась, ее словно разломали с силой. Были даже видны свежие белые следы от лома, который применялся в качестве рычага.
У наших ног с такими же точно следами лежала, придавив траву, каменная плита. Она была отколота от скалы явно недавно. Еще вчера она прятала то, что мой поверхностный взгляд не смог увидеть. Сегодня в стене появилась расщелина — семь футов в высоту, полфута в ширину, — узкая щель, под острым углом тянущаяся вверх. Она вела во мрак. Пещера. Пещера Майкла.
Во рту у меня пересохло. Хриплым голосом я произнесла:
— Вчера эта плита тянулась под углом к вершине. На ней была очень узкая трещинка. Теперь-то я припоминаю. Она ничем не походила на вход, но, по-видимому, это он и есть.
Саймон кивнул, но смотрел он не на меня и не на вход в пещеру. Он глядел то на вершину скалы, то на стены впадины, то оглядывал все вокруг.
Ни движения, ни звука.
Следы копыт мула на траве — вчера их тоже не было. Я молча указала на них, Саймон снова кивнул. И тихо заговорил:
— Выходит, мы были правы. Мы пойдем туда. Только пока подожди минуту и держи ушки на макушке. Я быстро.
И он исчез в темноте. Я осталась ждать. Снова откуда-то издалека послышалась музыка — призрачное эхо свирели Пана. Но теперь, в этой жаркой страшной впадине, звук этот не вызывал в памяти Аркадию и милых богов — покровителей овец и рогатого скота. Он вызывал содрогание.
Музыка смолкла. Опять мне померещилось. Я стояла, крепко прижав к груди руки, и старалась не шевелиться.
Саймон возник из пещерного мрака, словно призрак, манящий за собой. Я бросилась к нему в прохладную тьму пещеры.
После ослепительного света тьма казалась непроглядной, как будто натыкаешься на черный бархатный занавес. Саймон обнял меня одной рукой и, отведя подальше от света, включил фонарик. После дневного света его луч был слабым, но видно было неплохо.
Мы находились в широком проходе, который на пять-шесть ярдов спускался вниз и резко поворачивал налево. Первоначально вход, по всей вероятности, был широким, но впоследствии его заблокировали упавшие камни и от него осталась лишь узкая трещина, через которую мы и вошли. Проход же был достаточно чистым, воздух в нем стоял прохладный и свежий.
Саймон сказал:
— Спуск становится круче. Направо есть еще поворот, а потом уже сама пещера… Вот. Правда красиво?
И действительно было красиво. Огромная пещера была размером с небольшой кафедральный собор — высокий куполообразный потолок, терявшийся во мраке; причудливых форм сталактиты и сталагмиты, огромные колонны. Слабый свет фонарика поглощали трещины и впадины. Повсюду были разбросаны каменные обломки. В некоторых нишах виднелись валуны и груды каменных осколков. Обманчивый свет создавал иллюзию, будто среди колонн собора высятся массивные гробницы. Было слышно, как где-то еле капает вода. Меня охватил восторг. И все же это были руины. Повсюду — пыль и обломки, некоторые казались только что отколовшимися, а иные словно пролежали здесь века.
Луч фонарика двигался, метался, искал…
Саймон произнес:
— Вон там.
Он произнес это спокойным и почти ленивым голосом, но я уже начала к нему привыкать. Сердце мое болезненно сжалось. Тусклый свет фонарика падал на какой-то предмет, круг света становился все ярче, резче и отчетливее. Слева от входа в пещеру у колонны высилась куча булыжников. Поначалу казалось, что это обычная груда щебня, но, присмотревшись, я разглядела среди ее очертаний что-то более-менее правильной формы: камень в виде куба… пыльный ящик. И рядом тускло мерцал металл: лом и лопата.
Луч скользнул дальше.
— Видишь? Кое-что они уже перенесли. Гляди, там в пыли след, будто что-то волокли.
Он быстро осветил фонариком всю пещеру. Ничего больше. В иной ситуации я бы воскликнула от восторга при виде призрачных сосулек, арк, тьмы, притаившейся в углах, но теперь мой интерес, как и луч фонаря, был сосредоточен лишь на этой груде каменных обломков и на том, что в ней находилось.
Саймон на мгновение замер, прислушиваясь. Тишина, только слабый звук воды откуда-то. Мы подошли к ящику, и Саймон наклонился над его торчащим углом.
Трогать его не стал. Вместо него работал фонарик.
— Государственная печать. Это не золото, Камилла. Оружие.
— Оружие?
— Ага. Маленькие и практичные пулеметы Стена. — Выпрямившись, он на мгновение выключил фонарик. В густой темноте голос его звучал тихо и мрачно. — В данное время в некоторых точках Средиземноморья они пользуются отличным спросом. Ну-ну…
Я сказала:
— Не могу поверить, что Найджел способен на подобное.
Снова вспыхнул фонарик.
— Вообще-то, я тоже в это не верю. Интересно…
Обойдя кучу, Саймон стал разглядывать в темноте пространство за большим сталагмитом.
— Неужели все это лежит здесь с самой войны? — спросила я.
— Да. Я же сказал. Золото и груда оружия.
— Но это было в сорок втором, правильно? Оно не могло сохраниться?
В ответ я услышала смех.
— Ты говоришь так, будто это рыба. Разумеется, оно сохранилось. Оно же смазано. И совсем как новое. Ого…
