Часть 1. Братерский
Около года назад один человек с неважной репутацией назначил мне встречу. Человека звали Сергей Братерский.
Как любого журналиста меня интригует, если человек из деловой среды назначает встречу. Это может быть слив информации или заманчивое предложение; а в конце концов, от всего можно отказаться.
В случае с Братерским за уколом любопытства наступило предчувствие, будто меня втягивают во что-то против моей воли. На доли секунды его неторопливый голос сбил меня с толку, разбудив азарт, но скоро я почувствовал себя человеком, которому настойчивый торговец продал ненужное.
Братерский был управляющим страховой компанией «Ариадна», совсем небольшой и малоизвестной. О таких компаниях всегда думаешь: переживет ли она полисы, которые выписывает? На ее логотипе буквы сплетались в узор настолько дикий, словно дизайнер загадывал ребус. Главный офис «Ариадны» находился в семиэтажном здании советской задумки, прямоугольном и сером, на крыльце которого бело-зеленая вывеска «Ариадны» терялась в пестроте других фирм.
Иногда владельцы подобных компаний заказывали у нас рекламу, но брали всегда самый дешевый вариант, а потом изводили бесконечными согласованиями. Работать с ними было сложно из-за особой чванливости, которая свойственная бизнесменам средней руки. Мы звали их мозготрахами (но грубее).
Братерский не был медийной личностью и приобрел странную известность из-за нелепого инцидента трехлетней давности. В то время область сотрясали коррупционные скандалы. Пойманных чиновников сажали под домашний арест и даже в следственный изолятор, крепили к ним устройства спутникового слежения и замораживали счета.
На волне коллективного бесогонства люди почувствовали кратковременное родство с властью. Народ требовал беспощадного правосудия, и власть не скупилась на публичные обещания. Журналисты соревновались в знании уголовного кодекса. Общественники распаляли друг друга на пресс-конференциях и круглых столах. Чиновники втайне мечтали прикрыть дверцу, из которой тянуло сквозняком новых скандалов, но вслух соглашались с необходимостью самых отчаянных мер. За пару месяцев маховик разогнался до такой степени, что угрожал стереть в порошок любого.
Потом информационную бурю сменило странное затишье, когда любое неосторожное слово могло быть интерпретировано, искажено, использовано против.
В эти дни Братерский дал интервью небольшой полурекламной газете, где в числе прочего иронично высказался насчет местных шишек, которые требовали наиболее суровых наказаний бывшим коллегам и партнерам. Братерский выразил симпатию некоторым подследственным, один из которых якобы дал городу больше, чем украл. Наконец, Братерский проехался по депутату Христову, который проходил свидетелем по двум делам, и непрозрачно намекнул, что с таким рвением тот может оказаться по другую сторону решетки.
Братерский явно не ожидал, что его откровения в не самой популярной газете растащат соцсети, а за ними спохватятся СМИ. Информационный вакуум последних недель всосал комментарии Братерского с неожиданной силой, и его цитаты оказались на первых полосах изданий, словно он был прокурором или медийной персоной.
Общественный резонанс потребовал ответа Христова. Тот, вероятно, опасался сболтнуть лишнего, но боялся и потерять лицо. Он занял позицию справедливого патриарха, который смотрит на возню под ним с добродушной иронией. Выступая перед журналистами после какого-то заседания, он еще раз осудил коррупцию и намекнул на отдельных личностей, которые мешают процессу.
— Есть тут у нас один, так сказать, червячок, который так долго выедал яблоко, что когда вылез из дырки на свет божий, не понял, куда ветер дует, — сказал Христов под смешки журналистов. — А потом этот червячок, не разобравшись в сути вопроса, стал делать умозаключения, да все как-то невпопад.
Уже к вечеру Братерский стал человеком-мемом, который в образе червяка в кепке разошелся по Сети.
Братерский не ответил на удачный пиар-ход Христова и временно исчез с радаров. Потом незаметно, как полагается «червячку», материализовался вновь и зажил прежней, незаметной жизнью.
Журналисты хотели скандала, поэтому мягкотелость Братерского разочаровала их. Его записали в терпилы и некоторое время склоняли в статьях, провоцируя на новые репризы. Но Братерский молчал и существовал в виде картинки с удивленным червячком в коричневой кепке, которую снабжали нелепыми подписями, вроде «Брат, а горячую воду уже дали?».
В период всеобщего увлечения Братерским-мемом я тоже пару раз проехался по нему в своих статьях, хотя и не имел в виду ничего личного. Топтать червяка-Братерского в то время было естественно.
Хочет ли он свести со мной счеты? Эта параноидальная мысль примешивалась к сомнениям насчет грядущей встречи. Я настраивал себя воинственно и готовился припомнить Братерскому его опрометчивые высказывания, если тот пойдет в лобовую атаку.
Братерский… Кто он? Типичный бизнесмен без удачи. Вечный посетитель тренингов личностного роста. Человек, зараженный историями чужих успехов и глупыми мотиваторами. Для чего мне встречаться с ним? Разговор может оказаться таким пустым, что я до Рождества буду жалеть о потраченном часе или полутора.
Встречу Братерский назначил в кафе «Мария» — заведении с трудной судьбой. Оно находилось почти в центре города на пересечении двух старинных улиц в доме, который сохранил номер с дробной частью. Удачное расположение превратило «Марию» в переходящий приз для банд 90-х, и за последние двадцать лет кафе видело больше капитальных ремонтов, чем посетителей. Его превращали то в казино, то в ресторан, то в клуб, но хозяин менялся раньше, чем новый статус успевал прижиться, поэтому оно так и оставалось советским кафе «Мария». В моем детстве здесь продавали мороженное с шоколадной крошкой и желтый лимонад.
Сделав затейливый крюк, заведение устало от приключений и снова превратилось в кафе «Мария». Здесь, как и раньше, можно было заказать мороженое с шоколадной крошкой, но, конечно, не такое вкусное.
* * *
Стояла осень. На улице было сухо, а со стороны сквера тянуло дымом. Лет двадцать назад я ходил по этим же улицам подростком, вдыхал этот дым и предавался мечтам, которые не сбылись.
Мне не хотелось в «Марию», не хотелось обсуждать работу и состояние страхового рынка. Перспектива спорить с Братерским об уместности мемов-червячков казалась не менее тщетной.
Я потянул массивную ручку входной двери. В помещении был полумрак. К запаху салатов примешивался едва уловимый дух вечернего кальяна. Из колонок звучали гитарные переборы. Музыка не имела ни первого аккорда, ни последнего.
На входе меня перехватила девушка-администратор. Мне показалось, она ждала меня. Уточнив имя, она улыбнулась, слегка поклонилась и вручила белый конверт.
— Спасибо. Что это?
Она склонилась сильнее и проговорила мягким шепотом:
