– Когда продолжим дорогу? – поинтересовался Тукран.
– Через час, – ответил я, рассчитывая, что за час наши животные отдохнут и наберутся сил.
– Честно говоря, ни я, ни моя скотина не успели устать, зачем нужен этот перевал, мёоезиец? Не думал, что латифундия так далеко! – Митрид одернул руки от костра, чуть было не обжегшись, принялся растирать ладони. – К чему спрашиваю, все ли в порядке?
– А где эта латифундия, мёоезиец? – ухмыльнулся Нарок. – Мне одному кажется, или мы наматываем круги вокруг лагеря?
Я открыл мешочек, брошенный мне ликторами, в котором лежал мой провиант и достал оттуда мясо.
– Никакой латифундии нет, – коротко ответил я.
Надо было видеть, как изменились в этот миг лица моих ликторов. Ждали они этих слов или нет, но мой ответ застал их врасплох. Я как ни в чем не бывало принялся за свой кусок мяса.
– Как? – растерянно спросил Нарок. – Ты серьезно?
– Много ли мы освободили бы рабов, пойди на латифундию впятером, Нарок? – ответил я вопросом на вопрос гладиатору.
Он нахмурился, силясь для себя ответить на мой вопрос. Но судя по тому, что промолчал, ничего из этого не вышло.
– Я понял это сразу, Спартак. Как давно ты принял такое решение? – в разговор вступил Рут.
– Я знал об этом на завтраке, – заверил я.
– Почему об этом ничего не знал я? – Рут не сумел скрыть своего удивления. – Почему утаил от меня? Я ведь завтракал за одним столом с тобой!
– Ты начал бы отговаривать меня, а так у тебя уже ничего не выйдет! – усмехнулся я в ответ. – Если тебя успокоит, тогда об этом не знал никто!
Рут нахмурился, не понимая, как реагировать на мои слова.
– И? Куда мы идем, Спартак? – спросил Митрид.
– Мы идем в Рим, – спокойно ответил я.
Ликтор вдруг одернул руки от костра и уставился на меня.
– Чего? – переспросил он.
– Ты услышал.
– В Рим? – протянул Митрид.
Я пожал плечами.
– Следующий привал сделаем у Беневента, там по Аппиевой дороге, через Кавдий, Капую…
– Я знаю, как добираться в Рим, Спартак, – перебил Митрид. – Объясни-ка лучше, что мы впятером забыли в Риме!
Митрид вдруг начал переламывать ветки для розжига, превращая их в труху, прежде чем кинуть в разгорающийся костер. Желваки на его скулах заходили, ноздри расширились, а губы вытянулись тонкой полосой. Ликтор был зол. Что сказать, вряд ли кому могло понравиться, когда тебя втягивают в какие-то дела без твоего на это ведома. Его возмущение вполне можно было понять. Обычно я делился с ближайшим окружением своими намерениями и ничего не утаивал.
– Я хочу проведать Красса, брат, только и всего, – сказал я.
– Красса, – глаза Рута, заслышавшего имя проконсула, округлились. – Мы впятером идем в Рим, чтобы проведать Красса? Ты хотя бы сам себя слышишь?
– Именно так, – как ни в чем ни бывало ответил я, все с тем же невозмутимым видом продолжая свою трапезу.
Рут нервно хихикнул.
– Тебя не смущает, что нас пятеро, а у Краса одних только ликторов в три раза больше? – он покрутил указательным пальцем у виска. – Ты, должно быть, шутишь, Спартак. Мы должны немедленно вернуться в лагерь. Я не позволю…
– Успокойся, Рут! – я схватил гопломаха за руку, пытаясь остудить его пыл. – Успокойся. Я знаю, что делаю.
Рут замолчал. Хмурый, он уставился на меня, все еще растерянный, обескураженный.
– Отпусти, нечего так сжимать, уже молчу, – фыркнул он.
Я разжал руку.
– Повторюсь, я знаю, что делаю, именно поэтому нас тут всего пять, а не пятьдесят.
Ликторы насторожились.
– Не поленись объясниться, потому что я все еще ничего не знаю, кроме твоей откровенно безумной затеи! – протянул Митрид.
Я загадочно улыбнулся, наконец доел свой кусок мяса, скрестил руки на груди.
– Я собираюсь убить Красса! Вы мне в этом поможете, – уверенно сказал я.
После моих слов над костром повисла тишина, если не считать глухой хлопок, с которым Нарок обронил кусок мяса из своих рук. Гладиатор был настолько обескуражен, что даже не стал его поднимать. Ликторов будто бы прошибло разрядом, а тела охватило оцепенение. Все до одного они буквально сверлили меня взглядом насквозь. Первым пришел в себя Рут. В его глазах появилось сомнение, он растер веки кулаками, будто бы не веря, что бодрствует. Когда могучий гопломах наконец понял, что все происходящее с ним реально, то сделал несколько глубоких вдохов и выдохов.
– Как убить? – растерянно спросил он.
Я поднял вверх сначала левую, а затем и правую руку.
– Вот этими руками.
Нарок рассмеялся, но смех этот был скорее истерический, на надрыв.
– Захотел на крест? За твою голову Красс выложит состояние, а ты предлагаешь вот так взять, войти в Рим и убить его? Даже если на какой-то миг предположить, что нам удастся попасть в город, как мы достанем Красса?
– Нарок прав, брат, нас поймают на первой же заставе, – поспешил согласиться с седым ликтором Митрид.
– Если разобраться, нам повезло, что впятером мы ушли так далеко, – буркнул Тукран. – Но видится, удача очень скоро покинет нас. Поэтому извини, но твоя затея никуда не годится.
Рут не сказал ничего, но по выражению лица гопломаха я видел, что он согласен со сказанным. Я обвел ликторов суровым взглядом.
– Я никого не держу, вы это знаете. Лагерь в трех часах отсюда, возвращайтесь обратно!
– Не смей так даже думать, Спартак! – Рут стиснул зубы, так что челюсть гопломаха хрустнула. – Я могу говорить за себя, но уверен, что и остальные пойдут с тобой до конца, куда бы то ни было! Если ты велишь скрестить клинок с самим Марсом, я сделаю это, не задумываясь!
– Если твоя затея кажется мне безобразной, это не значит, что я не пойду за тобой до конца, – вздохнул Тукран.
Ответом Митрида и Нарока стали глухие удары в грудь. Я видел на их лицах непонимание, несогласие, но знал, что никто из них не отвернется. Я выкинул последние сухие ветки в костер, отряхнул руки. Ликторы только лишь подтвердили мои предположения. Что бы я ни затеял, какой бы выбор ни сделал, моя личная стража пойдет со мной до самого конца. В этом я мог понадеяться на Рута и еще трех оставшихся в живых ликторов – Тукрана, некогда бывшего правой рукой Ганника, седовласого Нарока и рыжего Митрида. Увы, остальные ликторы, некогда дававшие клятву прежнему Спартаку, пали, а собирать вокруг себя новых головорезов я не желал. Больше всего я был уверен в Руте, не раз доказавшем мне свою преданность. Я понимал, почему гопломаха так задели сказанные мной слова.
На этот раз молчание у костра затянулось. Никто не хотел продолжать вдруг оборвавшийся разговор. Вернулись к трапезе. Каждый остался наедине со своими мыслями. Прав был Нарок, за мою голову Красс объявил огромную награду. По всей Италии каждый солдат, стражник, да и простой римлянин спал и видел, как бы убить меня и принести мою голову проконсулу. Это обстоятельство серьезно осложняло наш дальнейший переход и заставляло задуматься о правильности выбора Аппиевой дороги как главной дороги нашего маршрута в Рим. Безусловно, этот путь казался наиболее быстрым, но он же таил в себе немало как скрытых, так и очевидных опасностей. Сейчас от Аппиевой дороги нас разделял один переход к юго-западу. Следующий бросок должен был подвести нас к Беневенту, через который таки проходила главная римская дорога. Существовал другой, не менее заманчивый вариант. Мы могли двинуться вдоль берега Адрии, придерживаясь северо-западного направления, постепенно сближаясь с Корфинием, не заходя в Самний и Кампанию, чтобы подкрасться к Риму на пересечении границ Этрурии и Лациума. Дорога эта была менее пригодна для езды, что крало у нас столь драгоценное время, но казалась более предпочтительной с точки зрения безопасности. Не секрет, что на людной, высоко проходимой Аппиевой дороге мы могли найти никому не нужные встречи, а стоило зайти в северную Кампанию, как у нашей группы непременно начнутся неприятности. У весов всегда было две чаши. Сейчас на одной из них лежали время и скорость, а на другой – безопасность. Для себя я все еще не решил, по какому пути мы двинемся дальше, но когда с моей души спал камень недосказанности с ликторами, принимать решения стало гораздо проще.
