В какой-то момент асфальт закончился, и Чарли двинул по проселочной дороге, уткнувшейся через сотню ярдов в песчаную стоянку; там, у бревенчатой изгороди, Чарли и поставил свой автомобильчик, у самой кромки покатого пляжа. Солнце, невероятно большое и оранжевое, висело буквально в дюймах от тихих вод лагуны Винъярда, и когда двигатель смолк, то Майлз услышал, как мать воскликнула: “Ой, Чарли, взгляните!” А когда Майлз спросил, зачем они сюда так торопились, оба, мать и Чарли, рассмеялись, и Майлз почувствовал себя глупо, хотя, по его наблюдениям, не только его одного не интересовал закат. На стоянке было с полдюжины других машин, и в ближайшей из них Майлз увидел целующуюся парочку. Он спросил у матери разрешения спуститься на пляж, и, к его удивлению, она не раздумывая ответила “Да, конечно”, но сперва пусть снимет ботинки и носки, закатает штанины и пообещает не заходить в воду.
– И только на десять минут, не дольше, – предупредила мать, – темнеет здесь быстро.
И правда, сумерки сгущались, к великой радости Майлза. Красные пятна на коже, которые в душе он расчесал чуть ли не до крови, зудели невыносимо, а на заднем сиденье машины было так тесно, что он не сумел до них дотянуться. Он рвался спрятаться от посторонних глаз и почесаться вволю. Но, пробравшись через дюны, он с удивлением и огорчением обнаружил, что пляж не безлюден, вопреки его ожиданиям. Вдоль берега на одинаковом расстоянии друг от друга выстроились рыбаки, и конец этой цепочки терялся где-то вдали; они забрасывали блесну в безмятежную воду, затем бешено скручивали леску, потом опять забрасывали. Майлз понаблюдал за ними недолго, пытаясь понять, в чем тут смысл. Однажды Макс взял его с собой на рыбалку на озеро, но там ты забрасываешь удочку с борта лодки, а потом сидишь и ждешь, пока не дрогнет поплавок. Эти люди будто соревновались, кто дальше забросит блесну, а поскольку каждый бросок приносил лишь разочарование, то сматывали леску и повторяли попытку. Рыбак, стоявший к Майлзу ближе всех, крикнул “Берегись!”, и секундой позже, когда рыбак резко отдернул назад свой длинный спиннинг, нечто серебристое взметнулось из воды, со свистом пролетело над Майлзом, а затем с той же стремительностью обратно и шлепнулось в воду.
Держась на безопасном, как он надеялся, расстоянии от этих метателей, Майлз брел по пляжу, пока не наткнулся на уединенное местечко между дюнами и высокой прибрежной травой. Там он спустил брюки до щиколоток и принялся чесаться. Было слишком темно, чтобы утверждать наверняка, но красные пятна вроде бы увеличились вдвое с тех пор, как он глядел на них в последний раз в душе. Впиваясь в красноту ногтями, Майлз испытывал смешанное ощущение сладостного удовольствия и боли, и он продолжал бы, пока не закапала кровь, если бы не услыхал приглушенные голоса поблизости. Майлз торопливо натянул штаны и бросился прочь.
На пляже теперь раздавались иные звуки, на этот раз напоминавшие хлопки, и, опустив глаза, Майлз оторопел: у его ног лежала огромная серебристая рыба с окровавленными жабрами и била хвостом о песок.
– Осторожно, – раздался голос неподалеку; рыбак, присев на корточки, прилаживал сверкающую блесну к леске. – Она кусачая.
Было уже довольно темно, когда Майлз вернулся на стоянку; автомобильчик Чарли Мэйна он отыскал не по цвету, но по размеру и форме. Он был уверен, что мать будет его ругать за то, что он так долго гулял по пляжу, но обошлось. Тьма была не совсем кромешной, и, приближаясь к машине, Майлз увидел, что голова Грейс покоится на плече Чарли, и мать не выпрямилась, пока не услышала его шаги.
* * *
Всю ночь ему снились яркие сны, а утром его разбудили звуки, доносившиеся из крошечного туалета в коттедже, – мать рвало. Вообще-то под ее рыганья он просыпался уже дважды или трижды за эту неделю, и сегодня Майлз был сердит на мать, хотя накануне, укладываясь спать, злости не испытывал. Наверное, это было связано с тем, что он подсмотрел вчера вечером, – то, в какой позе Чарли и мать сидели в автомобиле, и в нем крепло ощущение, что за ночь его впечатления обрели некий смысл. Мать пригласила чужого человека поужинать вместе с ними, из чего следовало, что общество Майлза оставляло желать лучшего. Не то чтобы ему не понравился Чарли – понравился. Но злость Майлза распространилась и на нового знакомого. Чарли Мэйна, который за ужином был так внимателен к Майлзу, явно не заинтересовала история о зубастой серебристой рыбине, увиденной Майлзом на пляже, а когда он преувеличил грозившие ему напасти, сказав, что его едва не зацепило блесной, заброшенной в волны одним из рыбаков-метателей, ни мать, ни Чарли не выглядели настолько встревоженными, насколько бы ему хотелось. Хуже того, проснулся он с легким ощущением тошноты, вызванной воспоминанием о съеденной за ужином улитке.
Вскоре, однако, выяснилось, что злиться на ту, кого ты любишь, не очень-то легко, особенно когда ее выворачивает наизнанку за тонкой перегородкой, и для того, чтобы сберечь свой праведный гнев, Майлз вышел из коттеджа, прихватив перчатку и мяч с намерением потренироваться, пока из гостиницы не принесут корзинку для пляжного пикника. На сей раз корзинка была тяжелее, чем обычно. Майлз втащил ее в дом и поставил на стол, за которым по-прежнему в ночной сорочке сидела его мать, обхватив голову руками. Когда она взглянула на него, бледная, растерянная и заметно обессиленная, гнев, который он пытался сохранить, улетучился полностью.
– Ты заболела? – спросил он, внезапно испугавшись.
– Если бы, – горестно усмехнулась мать. – Тогда я могла бы рассчитывать на выздоровление. – Отвечая ему, она рассеянно почесывала красное пятно на руке. – Не волнуйся, – добавила мать. – Я не умираю, и вообще ничего страшного.
Майлз рылся в корзине. Как только она сказала ему не волноваться, он тут же последовал ее совету.
– Сегодня здесь больше всякого, – сообщил он, вынимая баночку с чем-то навроде маленьких шарикоподшипников чернильного цвета.
Это известие взбодрило мать, она поднялась из-за стола и распахнула шторы навстречу яркому солнцу, хлынувшему в кухню. Она стояла, закрыв глаза, купаясь в солнечном свете, и ее губы складывались в нечто вроде улыбки. Для женщины, которая только что провела целый час на четвереньках перед унитазом, она выглядела очень красивой, подумал Майлз и решил простить ее за прошлый вечер.
В конце концов, это был их последний день на острове.
* * *
На пляже они пробыли не более получаса, когда появился Чарли Мэйн. Майлз с удовольствием отметил, что ноги у Чарли тощие, белые и почти безволосые, а когда он снял через голову трикотажную рубашку, Майлз увидел бледную впалую грудь с редкими жесткими волосками вокруг сосков. Глядя на них обоих, Майлз обнаружил, что его мать, женщина совсем не крупная, была по крайней мере на размер больше Чарлза. Прошлым вечером, особенно в спортивной машине, он казался человеком среднего телосложения, но сегодня Чарли, усевшийся на уголок их одеяла, выглядел совершенным дохляком. Вот сейчас мать рассмотрит его хорошенько, не сомневался Майлз, и пошлет нового знакомого куда подальше.
– Вам не приготовили корзинку с ланчем? – осведомилась она.
– Увы, нет, – беззаботно ответил Чарли.
