Лицо у него было, как всегда, грустным, и Майлз сказал:
– Моя мать умерла, Чарли. – Он не хотел, чтобы тот вообразил, будто мать в “Страннике” наряжается в белое платье, перед тем как все они отправятся ужинать.
Чарли Мэйн кивнул, словно подтверждая: разумеется, именно это и должно было произойти. Но рта не раскрыл.
– Она ждала тебя, – продолжил Майлз.
– Я собирался приехать. Я хотел этого.
– Тогда почему не приехал? – задал Майлз вопрос, над которым он размышлял последние тридцать с лишним лет.
– Подрастешь – поймешь. Бывает, взрослые намереваются и хотят что-то сделать, но по разным причинам просто не могут.
От этих слов Майлз почувствовал себя маленьким мальчиком и заканючил, как десятилетка:
– Но тебе в ресторане подавали пропаренных моллюсков, даже когда их в меню не было.
– Ну, пропаренные моллюски – дело другое, – заметил Чарли Мэйн, отчего Майлз еще пуще разобиделся.
– Ты убил ее, – выкрикнул Майлз. – Ты убил мою маму.
– Нет. Боюсь, твоя мама умерла от рака.
– Откуда ты знаешь? Тебя там не было. Ты так и не приехал. Ты сделал ее счастливой, а потом нарушил обещание, и она умерла.
– А что мне было делать?
– Ты же сам сказал что.
– Я пытался.
– Врешь. – Майлз уже плакал, как не плакал с детства, теми слезами, от которых становится скорее хорошо, чем плохо. – Она ждала тебя не переставая.
– Тут ты не прав. Она перестала. Вспомни-ка. Только ты не переставал меня ждать. – Чарли Мэйн протянул руку и взъерошил Майлзу волосы.
Майлз посмотрел на себя и увидел, что он и есть десятилетний мальчик, и никем другим он никогда не был, а его жизнь мужа и отца ему только приснилась.
– Ненавижу тебя, – всхлипнул он.
– А я тебя, – добродушно ответил Чарли Мэйн.
– Почему? Я всего лишь ребенок.
– Потому что, если бы не ты, мы с твоей матерью сбежали бы вдвоем, как мы хотели. Ты помешал.
– Неправда! – взвился Майлз, зная, что это правда.
– Теперь ты понимаешь, как все обстояло на самом деле? – Чарли Мэйн легонько пихнул его локтем. – Ты убил свою мать, не я.
* * *
Очнулся Майлз, понятия не имея, как долго он проспал на покосившемся крыльце. В загустевшем тумане раздавались голоса, хотя он не мог определить, откуда они доносятся. Вроде бы говоривший находился у соседнего коттеджа, но затем голоса переместились по направлению к гостинице.
– Может, кому-то взбрело в голову рыбку поудить?
– В тумане?
– Эта развалюха с номерами штата Мэн. У кого здесь в округе такие номера?
Когда голоса удалились, Майлз в смущении торопливо зашагал к “джетте”. У шлагбаума стояла еще одна машина, но кто бы ни был ее водителем, “джетту” он блокировать не стал, и Майлз, развернувшись в три приема, поехал домой. И не просто на другую сторону острова – Майлз вдруг понял, что его брат прав. Пора было возвращаться в Эмпайр Фоллз и к своей жизни. Лучше быть мужчиной там, подсказал ему сон на пороге “Странника”, чем мальчиком здесь.
Макс стоял в трусах на кухне Питера и Дон и задумчиво почесывался.
– Это был Дэвид, – сказал он.
– Где был Дэвид?
– По телефону.
– Меня не было, когда он звонил, папа.
– Знаю, – ответил Макс. – Потому и говорю тебе. Дэвид просил передать тебе, что эта Уайтинг вчера умерла. Старуха, не калека.
– Франсин Уайтинг?
– Точно. Утонула.
Майлз ощутил необходимость присесть:
– Бред какой-то.
– Мне не веришь, позвони брату. Я только передаю, что слышал.
– Утонула?
– В реке, он сказал. Перезвони ему, если мне не веришь.
Майлз качал головой, пытаясь представить мир без миссис Уайтинг. Кто же будет заставлять его вертеться?
– Ладно, я должен быть на похоронах, – объявил его отец. – Ты меня слышишь?
– Зачем?
– Затем, что тебя, похоже, там не будет.
– Не будет. Но тебе зачем ее похороны?
Макс ухмыльнулся во весь рот:
– Ты никогда не слушаешь, что я тебе говорю. Только потому что мне семьсят, еще не значит, что на меня можно не обращать внимания.
– Папа, почему ты хочешь пойти на похороны этой женщины?
– Потому что мы родня. Роби и Робидо. Сколько раз тебе повторять. И спорим, она мне кое-что оставила в своем завещании.
* * *
Вечером они собрали вещи, а утром заперли дом, сообщив накануне Питеру и Дон о том, что у них изменились планы. Майлз также позвонил в “Каллахан” в надежде поговорить с братом, но трубку взяла Жанин.
– Мы едем обратно. Как ты на это смотришь?
– В доме полно места, – ответила Жанин, голос у нее был усталый. – Уолт переехал к себе.
– Мне жаль.
– Не жалей. Я бы удержала его, чего бы мне это ни стоило, если бы он хоть чего-то стоил. Тик простила меня?
– За что?
– А ты простил меня? – вместо ответа спросила Жанин.
– Снова – за что?
– Короче, не удивляйся, когда увидишь меня, я заметно пополнела.
– А я исхудал.
– Это чтобы побесить меня или как?
– До скорого, Жанин.
Стоило им выехать на улицу – Тик на заднем сиденье в наушниках, Макс на переднем пассажирском, – как у бардачка отвалилась крышка.
– Ты так его и не поправил, а? – резюмировал Макс, роясь в содержимом бардачка.
– Сомневаюсь, что его можно поправить. – Майлз улыбнулся при мысли, как же давно это было, когда Макс сломал замок.
– Не говори глупостей, – сказал его отец в неколебимой уверенности: в этой жизни все можно поправить, и лишь немного расстроенный тем, что бардачок не выдал ему наличных.
Эпилог
Когда Ч. Б. Уайтинга, уже лет десять проживавшего в Мексике более или менее счастливо, вызвали обратно в Эмпайр Фоллз, он твердо решил исполнить свое предназначение как мужчины из рода Уайтингов, а точнее, стать первым по мужской линии, кто возьмется за это предназначение во всеоружии. Его дед Илайя умер бы счастливым человеком, сумей он забить до смерти жену лопатой, но Илайя слишком долго выжидал, а к тому времени, когда понял, что эта насильственная смерть является его истинным предназначением, успел одряхлеть и ослабеть физически, тогда как старуха сохранила прыть. Впрочем, он добросовестно гонялся за ней, она же ловко уворачивалась, и после ряда размашистых ударов мимо Илайя в изнеможении опустился на стул, где она его разоружила, на этом все и закончилось.
