Миссис Уайтинг и гости из лимузина скрылись в дверях ткацкой фабрики. Майлз нависал над Минти, не зная точно, чего ему ждать. Полицейский, опираясь на обе руки, задрал голову и уставился на серое небо, словно в надежде, что кровь потечет вспять. Шмыгнул носом раз пять, затем энергично высморкался, забрызгав и себя, и Майлза.
– Ну и дела, – сказал он. – Старина Майлз Роби совершает насильственное действие. То-то все удивятся.
Глядя на него, Майлз вспомнил отцовское суждение касательно копов: худшее, что они могут с тобой сделать, еще не самое плохое, что может быть. Ему было немного не по себе, оттого что он прибег к отцовской мудрости в столь важной для него ситуации, но до сожалений было еще далеко; разумеется, пора раскаяния придет и затянется надолго, но не сейчас, позже, много позже.
Через минуту кровотечение ослабло и Джимми Минти поднялся. Его пошатывало, однако, понял Майлз, настроен он был решительно.
– Пройдем к машине, – сказал Минти. – Надену-ка я на тебя наручники.
– Только после того, как я переговорю с миссис Уайтинг.
– У меня приказ.
– Ну…
Минти въехал Майлзу кулаком под дых, и тот согнулся пополам. От второго удара, который Майлз даже не увидел, он упал на одно колено. Он пытался восстановить дыхание, когда Минти врезал ему по голове за левым ухом, и Майлз ощутил взрыв внутри черепа. Он повалился мешком на кирпичную дорожку и, поскольку новых ударов не последовало, перевернулся и увидел, что Минти подошел к “камаро” и роется в бардачке. Вероятно, он отрубился по меньшей мере на несколько секунд. К тому времени, когда полицейский нашел наручники, Майлз сумел подняться.
– Тебе бы лучше посядетъ, Майлз, – посоветовал Минти. Нос у него распух и посерел. – Ты создал беспорядок, а я его подавил.
Майлз подумал, что, несмотря на сломанный нос, Джимми Минти упивается каждым мгновением их конфронтации. Полицейский легко увернулся от удара Майлза, и тот снова оказался на коленях, обнимая живот и срыгивая на кирпичи.
– А теперь вставай и протяни запястья, – приказал Минти, однако Майлз дважды вскарабкивался на ноги и дважды вновь обнаруживал, что лежит на земле.
К тому времени, когда к ним приблизились миссис Уайтинг с людьми из лимузина, один глаз у Майлза был полностью закрыт, от второго осталась узкая щелочка. Противники сидели на бордюре друг против друга и выглядели так, будто оба бились на одной и той же проигравшей стороне, победители же по неизвестной причине удрали. Наручники по-прежнему болтались на пальцах Минти, и Майлз понимал, что полицейскому за это стыдно.
– Вы идите, миссис Уайтинг, – произнес Минти придушенным голосом. – Я сейчас с этим закончу, только чуток передохну.
Бизнесмены, явно занервничав, обошли двоих местных по широкой дуге, сойдя с кирпичной дорожки на траву.
– Вы изумляете меня, дорогой мой, – сказала миссис Уайтинг. – Что такого важного не могло подождать до завтра?
На другом конце двора, услыхал Майлз, открылись и закрылись дверцы лимузина, издав солидный, мастерски выверенный звук денег, удаляющихся на покой в надежное место. Скорее всего, от него ждали, что он заговорит о “Каллахане”, и Майлз решил разочаровать миссис Уайтинг:
– Я приехал лишь для того, чтобы заявить о своем увольнении. Придется вам подыскать кого-нибудь другого в “Имперский гриль”.
Джимми Минти, прекратив щупать сломанный нос, прислушался.
– Судя по вашему виду, дорогой мой, на вас будто снизошло некое откровение, – заметила миссис Уайтинг. – Впрочем, это лишь мои догадки. Почему бы не обдумать все как следует? Решения, принимаемые в порыве страсти, редко бывают здравыми.
– Разве вы когда-либо испытывали страсть?
– Что ж, верно, я редко теряю почву под ногами – в отличие от людей с более романтичным темпераментом, – признала миссис Уайтинг. – Но мы таковы, каковы есть, и с тем, что не лечится, нужно смириться.
– С тем, что не лечится, нужно расправиться, – сказал Майлз. – Вы это имели в виду?
– Без отмщения, – благосклонно улыбнулась она, – нет смирения, дорогой мой. А теперь, прежде чем вы произнесете во гневе еще что-нибудь, за что я буду вынуждена вас наказать, не остановиться ли вам и не задуматься о будущем, и не только вашем, но и вашей дочери? Через год-другой ей может понадобиться помощь с университетскими расходами, как и вам в свое время. – Она сделала паузу для пущей доходчивости сказанного. – Далее – ваш брат и прочие, чье заведомо скромное существование целиком зависит от “Имперского гриля”. Однако закончу я тем, что скажу: решать вам, как обычно.
– Заводи мотор и правь, так, Франсин?
Впервые он назвал ее по имени, хотя давно позабыл, как ее зовут. И странно, что вспомнил именно сейчас.
Столь интимное обращение покоробило миссис Уайтинг, хотя она постаралась это скрыть.
– Ах! – в притворном восторге воскликнула она. – Вы все же усвоили мои уроки, не так ли, дорогой мой! Я не была в этом уверена, признаться. – Стуча каблуками, она аккуратно обогнула Майлза и направилась к “линкольну”.
– Он предпочел мою мать, да, миссис Уайтинг? – крикнул Майлз ей вслед. – В этом все дело, я прав?
Она остановилась – окаменев на мгновение, – затем вернулась к Майлзу:
– Я ли не образец христианского долготерпения, дорогой мой? Не я ли простила ей прегрешение? Не я ли приняла ее с распростертыми объятиями в ту самую семью, которую она разрушила? Не я ли предоставила ей все до единой возможности для искупления и спасения души, о чем вы, католики, так печетесь?
– А вы не путаете искупление с расплатой?
– Знаете, однажды я объяснила моему мужу, что в отношениях двоих всегда найдется отдушина, для каждого своя. – Она опять зашагала, но вскоре остановилась и обернулась: – Я не хотела бы оставить вас с неверным впечатлением от моих слов, дорогой мой. Я была весьма расположена к вашей матери, как и к вам теперь. В итоге, полагаю, она была рада тому, что все сложилось не так, как она надеялась. Мне хочется думать, что она пришла к пониманию жизни как грандиозной блажи. – Миссис Уайтинг перевела взгляд на полицейского: – Вы сумеете запереть ворота, Джимми? Замок немного заедает. С ним необходимо проявить терпение.
– Я разберусь, миссис Уайтинг.
Майлз невольно улыбнулся: примерно такое же обещание он давал этой женщине на протяжении двадцати пяти лет – именно такой участи для своего сына Грейс страшилась более всего. Когда “линкольн” плавно выехал за каменные столбы, указывая путь лимузину, Майлз почувствовал, что кто-то трется о его локоть, и, опустив глаза, увидел Тимми: должно быть, кошка сбежала, когда миссис Уайтинг садилась в машину. Зверюга была явно удовлетворена повреждениями, уже нанесенными Майлзу, и добавлять ущерба не сочла нужным.
Джимми Минти, поднявшись, подал руку Майлзу, и тот не оттолкнул ее, а затем протянул запястья, чтобы на них защелкнули наручники. Джимми повел его к “камаро”, сердито отпихивая ногой кошку, следовавшую за ними.
