* * *
– Она будет в ярости, – предупредил он миссис Уайтинг по телефону, когда они обо всем договорились.
Утром он первым делом пойдет к декану, объяснит ситуацию и возьмет академический отпуск. Миссис Уайтинг пришлет за ним машину, и во второй половине дня он уже будет сидеть у постели своей матери. Грейс пока останется дома, продолжая курсы терапии и облучения, начатые полтора месяца назад, – как мать могла не сказать ему об этом ни слова? – но со временем ее перевезут в одноэтажную асьенду миссис Уайтинг, где за ней будет легче ухаживать. Ни у Грейс, ни у кого-либо из Роби не было медицинской страховки с тех пор, как закрыли рубашечную фабрику и Грейс потеряла работу, но миссис Уайтинг велела ему не беспокоиться о счетах за лечение. Старый Роджер Перри, как выяснилось, был тоже болен, и ему требовалась помощь в “Имперском гриле”. Если Майлз, постепенно освоившись, возьмет управление рестораном на себя сроком примерно на год, пока не найдут и не подготовят нового менеджера, миссис Уайтинг позаботится о том, чтобы Грейс ни в чем не нуждалась. Позднее он, разумеется, вернется в колледж и получит свой диплом.
– Она возненавидит нас обоих, миссис Уайтинг. Вы это понимаете?
– Дорогой мой, вам всегда было свойственно находить очень странные причины для беспокойства, – ностальгическим тоном ответила старуха. Майлз понятия не имел, что означает эта фраза, но спросить побоялся. – Сперва ваша мать, несомненно, рассердится, но ненависть к вам в ее сердце никогда не поселится. Ненавидит ли она меня — вопрос и вовсе праздный, согласны?
– Как насчет?..
– Моей дочери? – догадалась миссис Уайтинг, обнаружив сверхъестественное чутье, по мнению Майлза. – Конечно, она хочет приехать. Вы же знаете, как она привязана к вашей матери. Куда сильнее, чем ко мне, сказала бы я. А когда она узнает, что вы приезжаете… Однако пусть пока остается в Огасте, если вас это больше устраивает.
– Миссис Уайтинг, при чем тут я?
Ответом ему было молчание. Означающее, что ему не следует задавать вопросы, на которые не хочет получить ответ.
– Как я понимаю, ей стало лучше? – отважился продолжить тему Майлз.
Прошлым летом в ресторане на Род-Айленде ему вручили конверт с его именем и адресом, выведенными мелким четким почерком матери. В единственный, свернутый пополам листок светло-зеленой писчей бумаги (Синди не очень хорошо себя чувствует. Открытка от тебя была бы как нельзя кстати.) была вложена газетная вырезка. В некрологе Ч. Б. Уайтингу, напечатанном в “Имперской газете”, говорилось, что мистер Уайтинг, недавно вернувшийся из Мексики, погиб в своем доме в результате несчастного случая: оружие, которое он чистил, неожиданно выстрелило.
Правду Майлз узнал лишь два месяца спустя. Он приехал домой на День труда – это был его самый короткий визит, поскольку на следующий день начинался учебный год в Св. Люке, – и упомянул в разговоре с отцом несчастный случай с Ч. Б. Уайтингом.
– Несчастный случай? – буркнул Макс и осклабился: – Когда приставишь заряженную пушку к голове и нажмешь на курок, дырка, проделанная пулей, – не несчастный случай.
И Майлз начал припоминать. В некрологе и в материнском письмеце что-то показалось ему странным, но тогда он сразу же выбросил это из головы. Такая трагедия, и к тому же непосредственно затронувшая ее вторую семью, и Грейс столь скупо об этом написала? Это было на нее не похоже. И задумайся он – подметил бы кое-что еще. Некролог был длинным, как и приличествует важной шишке, на всю газетную полосу. В шапке второй полосы было напечатано “Ч. Б. УАЙТИНГ" – жирным шрифтом, каким обычно подписывают фотографии, однако ни прочитав письмо матери, ни узнав от отца о самоубийстве, выданном за несчастный случай, Майлз не задался вопросом, с какой стати мать вырезала фото. В конце концов, Майлз этого человека никогда в глаза не видел и не отличил бы его, как любил выражаться Макс, от любой другой сволочи.
– И на каком основании вы решили, что ей стало лучше? – ровным тоном осведомилась миссис Уайтинг.
– Мама написала мне…
– Ах да, конечно. Но ведь ваша мать привязана к моей дочери не меньше, чем Синди к ней. Если бы пожелания здоровья исцеляли, люди со всего мира ездили бы к Грейс, а не в Лурд.
Майлз грустно улыбнулся. Эта женщина сохранила способность ошарашивать его. За три с половиной года в Св. Люке он не встретил никого, хотя бы отдаленно напоминавшего миссис Уайтинг.
– Миссис Уайтинг, – сказал он после паузы, – я должен извиниться перед вами.
– За что, дорогой мой?
– Я не часто приезжал домой в последние годы, но, когда приезжал, мне следовало навещать вас.
– Что ж, не переживайте, – ответила она, не оспаривая, впрочем, сути его извинений. – Теперь вы долго пробудете дома. Не правда ли, дорогой мой?
* * *
Верно, отчасти Майлз, в ту пору ученик старшей школы, не сознавал трансформации, происходившей с матерью, потому что списывал ее нарастающее безразличие к семье на долгие годы разочарований, накопившуюся усталость и груз ответственности, который ей не с кем было разделить. Он заметил, что Грейс больше не высказывает претензий мужу, – чего Макс не замечал либо не показывал виду, – но Майлза тревожила забывчивость матери по отношению к его брату. Однако с Майлзом она крайне редко бывала безучастной или отстраненной, и ее озабоченность будущим старшего сына была далеко не абстрактной и временами граничила с манией. Пока Майлз переходил из класса в класс, Грейс обуревали две навязчивые идеи, одинаково для нее важные, и обе она твердо решила осуществить. Майлз поступит в колледж, а Синди Уайтинг пойдет на выпускной бал. И то и другое представлялось Майлзу практически неисполнимым. В совокупности оба пункта могли сойти за доказательство умышленного стремления Грейс к эмоциональной катастрофе, по силе равной крушению поезда.
Речь шла не вообще о колледже. Майлзу, по замыслу Грейс, предстояло учиться в другом штате, что превращало труднодостижимое в недосягаемое. Поступление в Университет штата Мэн особой проблемы не представляло, и плату за обучение, общежитие и учебники взимали относительно невысокую. Проблема крылась в “относительности” – Майлз был не в силах вообразить, где они раздобудут даже столь скромную сумму. При том что учеба в другом штате к этим расходам добавила бы новые, и немалые, сама идея казалась ему смехотворной. Когда он пристал к матери с вопросом, почему расстояние так много значит для нее, Грейс его удивила:
– Издалека ты не сможешь приезжать домой, стоит только захотеть.
До Фармингтона, где находился филиал Университета штата Мэн, было сорок пять минут езды, до главного здания в Ороно – час. Ребята, которые там учатся, объясняла Грейс, на выходные в едином порыве разъезжаются по домам, чего она Майлзу не позволит.
– Не для того я каждый день моей нынешней жизни пересекаю реку, чтобы мой сын болтался в Эмпайр Фоллз.
Пока Майлз учился в старшей школе, это “пересекаю реку” он слышал столь часто, что начал пропускать мимо ушей. “Зачем, по-твоему, я каждый день пересекаю реку? – обычно вопрошала мать, когда они ругались – Зачем мне это нужно, Майлз? Затем, чтобы тебе не пришлось делать то же самое”. Либо: “Думаешь, мне нравится пересекать реку каждый день? Ты так думаешь?”
