Уолт затих на секунду, словно эта реплика был названием песни, не входившей в его репертуар. А затем начал заново, правда, понизив громкость и пританцовывая у стойки:
– “Сердце свое не тревожь, я вернусь, и это не ложь, не гуляй под луной без меня”.
За стойкой раздалось нестройное “па-па-папайя”.
– Господи, командир! – воскликнул Уолт, усаживаясь на свое обычное место рядом с Хорасом, успевшим съесть свой бургер с кровью в тишине и покое. – Как ты мог позволить такой женщине сбежать?
Уолт и Жанин провели медовый месяц на побережье штата Мэн в гостинице класса “постель и завтрак”, предлагавшей существенные сезонные скидки. Жанин, по сведениям Майлза, нацеливалась на Антильские острова.
– Не дай звезде ослепить тебя, Лисёнок, – посоветовал Хорас, вытирая стойку между ними грязной салфеткой для грядущей игры в джин.
– Не дай луне разбить тебе сердце, – подхватил Бастер, не оборачиваясь. Его первая смена с тех пор, как он вернулся в город, подходила к концу, и он плеснул уксусом на горячий гриль. Уксус незамедлительно вспенился и зашипел, распространяя запах достаточно едкий, чтобы сидевшие за стойкой прослезились, но столь же быстро запах исчез, подтверждая старую истину: нечто совсем уж жуткое длится недолго.
– А где был ты в прошлую субботу? – воззвал Уолт к Дэвиду. – Ты пропустил офигительную вечеринку.
Майлз слыхал, что после его ухода со свадьбы бывшая жена утанцевала до полного изнеможения нескольких крепких мужчин, изрядно напилась, а затем поскандалила с музыкантами, когда они, закончив играть, принялись убирать инструменты.
Дэвид сложил газету, поднялся и потянулся за чистым фартуком.
– Что-то в этом мероприятии остудило мой пыл.
– Джин, – объявил Хорас, выкладывая карты и записывая счет в блокноте. – Честный малый, а? – сказал он, обращаясь скорее к Майлзу, чем к Уолту.
– Завидует, вот и все, – расплылся в довольной ухмылке Уолт, до него пока не дошло, что он уже проиграл партию. – Да они оба с командиром завидуют. Прикидываются, будто это не так, но мне ли не знать.
– Конечно, – согласился Хорас. – Ты скажешь, сколько у тебя очков, или мне самому подсчитать?
Уолт уставился на карты, выложенные Хорасом:
– Не бывает, чтобы джин получался так сразу.
– Так докажи, что это не джин.
Матёрый Лис выложил свои карты и начал считать в уме.
– Я облегчу тебе задачу. Пятьдесят два плюс джин равно семидесяти двум, – сказал Хорас, записывая. – Надеюсь, ты не в претензии, оттого что сегодня я обыграл тебя быстрее, чем обычно. Я должен ехать в Огасту голосовать за школьный бюджет, так что некогда мне тут развлекаться с тобой.
– Семьдесят два, – завершил подсчет Уолт.
– Открой это, пожалуйста, – попросил Бастер, вручая Майлзу большую банку с маринованными овощами и потирая запястье. – Из глаза Бастера больше не текло, но на него по-прежнему было страшно смотреть: красный, распухший, с нависающим веком. Сам Бастер, казалось, с лета похудел фунтов на тридцать. Болезнь Лайма, как сказал его врач. – У меня что-то силенок не хватает.
– Тридцать пять лет он дрочил этой рукой, – покачал головой Хорас, – кто бы мог подумать, что теперь он и банки не откроет.
– Иди домой, Бастер, – сказал Майлз. – Остальное я беру на себя.
Помощник повара без возражений снял фартук и отдал его Майлзу:
– Завтра мне полегчает, вот увидишь.
– Дай сюда, – сказал Уолт, имея в виду банку с маринадом.
Он уже разделся до нижней облегающей майки, в каких выступают тяжеловесы, будто для игры в джин с Хорасом требовалась абсолютная свобода движений. Несмотря на выраженное пристрастие Уолта Комо ко всему сексуальному, Майлз подозревал, что открыть банку, с которой не справился другой человек, доставит ему даже большее наслаждение, чем секс. Поэтому Майлз его проигнорировал, поддел резиновую уздечку, крышка тут же щелкнула.
– Ты схалтурил, – возмутился Уолт. – Так любой сможет.
– Джин. – Хорас опять выложил карты на стол.
– Даже ребенок, блин, сумеет открыть банку таким способом. – Уолт посмотрел на ухмыляющегося Хораса: – То есть как джин?
– Шестьдесят девять плюс джин, – пояснил Хорас, вписывая 89 в таблицу их игр.
– Восемьдесят семь, – сказал Уолт, у него была своя арифметика. Он сердито подвинул карты к своему противнику.
Хорас отодвинул карты обратно:
– Сосчитай еще раз.
Уолт так и сделал, и спустя минуту у него образовалась иная сумма.
– Восемьдесят девять, – сказал он, а Хорас показал ему блокнот с уже вписанной цифрой. – Но ведь и ты мог ошибиться, – обиженно заметил Уолт. – Тебе такое не приходило в голову?
Хорас перетасовал колоду и дал Уолту снять.
– Приходило, конечно. Впрочем, я всегда стараюсь избегать простейших сценариев.
Уолт был слишком занят, собирая по одной карте в руку, чтобы услышать насмешку в голосе Хораса.
– Говорят, у вас появятся конкуренты, командир, – сказал он, когда наконец разобрался с раздачей и скинул парочку карт.
Дэвид разгружал холодильник, и Майлз, глянув на него искоса, отметил, что брат и ухом не повел. Майлзу хотелось бы думать, что и по его физиономии ничего прочесть нельзя, но Хорас уже с любопытством уставился на него.
– С чего вдруг, Уолт? – спросил Майлз как можно равнодушнее.
– Жанин сказала, что ее мать в “Каллахане” опять собирается кормить людей ланчами, – отрапортовал молодожен, выбирая одну из сброшенных Хорасом карт. – Вроде бы уже через месяц.
– Желаю ей удачи, – ответил Майлз, и он не лицемерил.
Почти все утро он провел в заведении Беа, куда был вызван электрик. Новости были неутешительными. На кухне “Каллахана” – да и во всем здании, если на то пошло, – не нашлось ни дюйма проводки, соответствующей стандарту, из чего следовало, что всю старую дедовскую проводку надо переделывать согласно действующим нормам. Ни Беа, ни Майлз не собрали бы требуемой суммы, не взяв кредита, но идти в банк обоим не хотелось, поскольку это означало обнародовать свои планы. Майлз в особенности настаивал на том, чтобы держать их затею в тайне хотя бы до конца октября, когда миссис Уайтинг обычно отбывает на всю зиму в теплые края.
– Помнится, они подавали фантастический сэндвич с бастурмой, когда еще ее муж был жив. Дюйма в два толщиной. Пальчики оближешь.
Дэвид вынул из холодильника большой поднос с сырым ростбифом, уже натертым травами. Но его подвела больная рука, и, когда мясо комом вывалилось на противень, он обернулся на Майлза. Да, говорил его взгляд, я должен был попросить помощи; в следующий раз так и сделаю, наверное.
– Ты и правда раскошеливался на сэндвич? – придал Дэвид интимности воспоминаниям Майлза.
