Прежде Грейс никогда не сталкивалась с женщинами, похожими на ее новую работодательницу, и вскоре поймала себя на том, что не может в определенной степени не восхищаться миссис Уайтинг. Она долго наблюдала за ней и в конце концов разгадала ее коронный трюк. Миссис Уайтинг оставалась несокрушимой по той простой причине, что никогда не позволяла себе задумываться о громадности того, с чем ей предстояло сразиться. Вместо этого она с изумительной ловкостью шинковала грядущий бой на мелкие и более предсказуемые стычки. Закончив с измельчением, она принималась за дело с поистине неукротимым волевым напором. Каждый день миссис Уайтинг составляла список “неотложных дел”, и неподражаемость этого списка состояла в том, что она никогда не включала в него ничего невыполнимого. В тех редких случаях, когда достижение цели оказывалось более сложным или трудным, чем она предполагала, миссис Уайтинг просто делила этот отрезок пути на этапы. Таким образом она блокировала неудачи, и каждый день неуклонно приближал ее к победе. Ее можно было притормозить, но нельзя остановить.
Дочь ее, напротив, вечно застывала как вкопанная. Неспособная, в силу своего темперамента, научиться простому трюку, изобретенному ее матерью, она сразу окидывала мысленным взором безмерность предстоящего и, благодаря изощренному воображению, ошеломленная и подавленная, одним резким взмахом руки отказывалась от дальнейших действий. Синди была не столько мечтательницей, со временем поняла Грейс, сколько верующей своего рода, и то, во что она верила или только хотела верить, было возможностью полного и мгновенного преображения. В какой-то момент своей юности она прониклась верой в то, что весь мир, вся ее жизнь непременно изменится, и эта перемена будет благой и тотальной. По сути, она уповала на чудо – именно в таком смысле она трактовала последнюю операцию. В понедельник она вползет в больницу гусеницей, во вторник вылетит бабочкой. Но стоило ей прийти в себя после анестезии, и она обнаружила: преображения не только не произошло, но оно даже не начиналось.
Служило ли это разочарование доказательством ее глупости и даже идиотизма, как утверждала ее мать? Грейс отвечала на этот вопрос отрицательно. В конце концов, ее мир подвергся тотальному преображению в тот жуткий миг, когда ее, маленькую девочку, сбила и протащила за собой машина, – происшествие, заставившее ее понять, сколь мгновенно все может измениться одним быстрым мощным ударом, вопреки всякому человеческому разумению. Она просто ждала, что это случится с ней снова.
* * *
Ко дню поминовения Грейс проработала у миссис Уайтинг полтора месяца и теперь каждый день ожидала увольнения. Сад был приведен в порядок, а ее работодательница восстанавливалась быстрее, чем предсказывали доктора, и пройдет немного времени, думала Грейс, и миссис Уайтинг сочтет неоправданными расходы на помощницу. Не то чтобы зарплата Грейс могла сколько-нибудь обременить богатую женщину, но однако. Ее работодательница умела считать деньги как никто и, казалось, знала до последнего пенни, сколько нужно человеку на прожитье, чтобы не умереть с голоду.
Сумма, предложенная Грейс, когда она нанималась на эту работу, почти равнялась минимуму, в котором она отчаянно нуждалась, чтобы сводить концы с концами, – будто миссис Уайтинг тайком прокралась в ее дом и подсмотрела, как она, сидя на кухне, ломает голову над счетами.
Однажды, работая в саду под надзором миссис Уайтинг, опиравшейся на костыль, Грейс, не поднимаясь с колен, сказала:
– Надеюсь, миссис Уайтинг, когда мои услуги вам станут больше не нужны, вы сумеете предупредить меня за две недели, чтобы я смогла найти другую работу. Я не могу себе позволить оставаться без работы надолго.
“Даже на один день”, – прибавила она про себя.
Миссис Уайтинг была в соломенной шляпе и глядела на Грейс из-под широких полей. Не улыбка ли играла на ее губах?
– Где вы найдете работу в Эмпайр Фоллз? Предложений, кажется, не слишком много.
– Тем не менее, – Грейс отлично сознавала все трудности этого предприятия, – искать придется.
– Что ж, на сегодня достаточно, – объявила миссис Уайтинг. Она провела на ногах почти полдня и, хотя трудилась в основном Грейс, явно устала, поскольку ей лишь недавно разрешили обходиться без кресла-каталки. Грейс, поднявшись, помогла миссис Уайтинг сесть в кресло. – Вам еще рано беспокоиться о поисках другой работы. Я очень довольна тем, как вы мне помогаете.
Грейс не удовлетворилась столь расплывчатым ответом:
– Но буду ли я вам нужна, когда вы полностью поправитесь?
– Давайте-ка присядем в беседке ненадолго, – предложила миссис Уайтинг, и Грейс пожалела о том, что затронула вопрос о своей занятости сегодня. Утром она оставила Дэвида с тяжелой простудой и надеялась вернуться домой часам к трем. Она даже попросила миссис Уайтинг отпустить ее пораньше, но та, видимо, тут же об этом забыла.
В тенистой беседке было прохладно. По временному пандусу каталка въехала внутрь, и миссис Уайтинг села спиной к дому – так, чтобы ей была видна река. Грейс села сбоку, лицом к Железному мосту. Она услыхала, как открылась раздвижная дверь в стене дома, и увидела Синди, пытавшуюся выйти в патио. До беседки было ярдов семьдесят по стриженой лужайке, но девочка не отважилась на эту прогулку, слишком мало времени прошло после операции, хотя ей явно очень хотелось присоединиться к Грейс и матери.
– Что с этим делать, как вы думаете? – произнесла наконец миссис Уайтинг. Должно быть, она размышляла о фабриках; во всяком случае, взгляд ее упирался в брошенные фабричные корпуса, их огромные трубы загораживали полнеба.
Грейс опять услышала, как скользит дверь, и увидела Синди, пробирающуюся обратно в дом.
Ее мать сняла соломенную шляпу и положила на круглый столик, за которым они сидели.
– Вам симпатична моя дочь.
– Да, – не стала отпираться Грейс.
– Сочтете ли вы абсолютно противоестественным, если я скажу, что мне она не слишком симпатична? – Миссис Уайтинг улыбнулась. – Можете не отвечать, дорогая моя.
Грейс была рада, что ей не придется делиться соображениями об отношениях матери и дочери, хуже которых она в жизни не видела. Словно они умудрились разочаровать друг друга столь всесторонне, что ни одна не ждала от другой ничего хорошего. Мать и дочь напоминали призраков, обитавших в разных измерениях одного и того же физического пространства, – измерениях настолько разных, что Грейс легко могла вообразить, как, столкнувшись на перепутье, мать просто проходит сквозь дочь, или наоборот. Синди, внезапно обнаружив присутствие матери, вела себя так, будто ей захотелось о чем-то спросить, но она вовремя вспоминала, что задавала этот вопрос матери множество раз, получая все тот же удручающий ответ. На лице миссис Уайтинг, когда она вообще замечала свою дочь, проступало раздражение, и только. Иногда они смотрели друг на друга молча и так долго, что Грейс хотелось кричать.
– Она такая милая, – попробовала ответить Грейс. – Ее страдания…
– Господи, да, ее страдания, – подхватила миссис Уайтинг, будто соболезнуя Грейс, а не своей дочери. – Им не видно конца, верно?
