Она пока не давала воли своим рукам, но и без того внутри у Данилы гудело, как в жерле просыпающегося вулкана. И лава бурлила на самом дне...
– Для кого удобство?
– Для тебя... Ты же должен охранять меня. Вот я и думаю, зачем тебе далеко ходить? Вот я, рядом. Охраняй, пожалуй, сколько влезет... А сколько там у нас влезет? О-о! Какой он у тебя! Может еще и остаться...
И все-таки дошло дело до рукоблудия.
– Прекрати.
– Почему? Я же должна заботиться о собственной безопасности. Чем больше твоя сторожевая вышка, тем лучше ты будешь меня охранять...
– Не надо.
Данила отстранился от нее и отодвинулся на самый край кровати. Преследовать она его не стала. Но язык с цепи спустила.
– Ты что, не мужчина?
– Мужчина.
– Тогда в чем дело?
– Как раз в том, что я мужчина. И умею держать слово... У меня есть девушка, и не собираюсь ей изменять...
– Браво! Слова, достойные мужа!.. Но ведь я проститутка. Со мной не изменяют, со мной просто получают удовольствие...
– Я тебе не платил.
– Так заплати. Возьму недорого. По блату, так сказать... Заплати. Этим ты снимешь все сомнения...
– Нет.
– Брезгуешь? – неожиданно разозлилась Марина. – Ну да, проститутка – презренное существо! Тело для общего пользования!
– Я не понял, ко мне какие претензии? – Данила поднялся с кровати, потянулся за джинсами. – Я тебя на панель не выставлял.
– Значит, брезгуешь...
– Ты бы оделась. А то вдруг тревогу объявят, штаны надеть не успеешь...
– Какую тревогу?
– А ты не знаешь?
– Да знаю... – обреченно и с безразличием к себе махнула рукой Марина. – Охотятся на меня, убить могут... А пусть убивают, все равно...
– Ты пьяная, тебе нужно поспать...
– И пьяная, – горько усмехнулась она. – И отверженная... Ну да, ты прав, я сама во всем виновата, и не фиг на судьбу все валить...
Марина уронила голову на подушку, свернулась калачиком и затихла. Девушка действительно много выпила, и это спасло ее от душевных терзаний. Она просто заснула.
Он оделся, вышел на кухню, где ворочался с боку на бок Гаврила.
– Данила, ты? – встрепенулся он.
– А ты думал, кто?
– Да не важно... А что там у тебя с Мариной? Она же на тебя запала...
– Запала... Запала не хватило, – усмехнулся Данила. – На ходу заснула...
– На каком ходу?
– На холостом.
– А у меня шестеренки зацепились, – бравурно улыбнулся Гаврила. – Люба сказал, что я ей нравлюсь...
– Идиллия. Но есть нюансы...
– Какие?
Прежде чем ответить, Данила глянул в окно. И в свете ночных фонарей он увидел подъехавшую к дому иномарку. Из машины вышли двое в черном. Осмотревшись, глянули на подъезд. Один из них пальцем показал на окно, из которого наблюдал за ними Данила.
– Поднимай баб, живо! – гаркнул он. – Подъем!
Из иномарки вышел еще человек, и дуэт преобразовался в трио. А у Данилы отпали последние сомнения в том, что тревогу он поднял не зря.
Гаврила замешкался. Пока поднялся с раскладушки, пока влез в штаны... Данила на всех парах влетел в спальню, растолкал заснувшую Марину, выдернул из-под подушки пистолет.
– Поднимайся, живо! За тобой пришли!
– Кто?
– Киллеры!
Марину как ветром сдуло с постели... Оказывается, ей вовсе не все равно, убьют ее или нет. Говорить можно все, что угодно, но запах жареного действует на инстинкт самосохранения, активирует желание жить. И даже если у человека нет выхода, он все равно мечется в поисках спасения, бежит куда-то – как белка в колесе. Лишь бы с Мариной такого не случилось. Лишь бы вход на чердак не оказался под замком. А ведь всякое может быть.
Данила выскочил в гостиную, где на диване спала Люба. Свернулась калачиком, ноги под себя подобрала, и невдомек ей, какая туча нависла над головой.
– Подъем! Землетрясение! Дом сейчас обрушится!
В отличие от своей сестры, Люба спала в одежде. Дешевенький трикотажный костюм она использовала вместо пижамы.
В комнату вбежал растрепанный Гаврила. В рубахе нараспашку, с пистолетом в руке. Полная боевая готовность.
– Баб давай на чердак! – распорядился Данила. – Три секунды тебе, живо!
Он вышел из комнаты, и вслед ему донеслось квело-возмущенное:
– Мы с Мариной не бабы!
Конечно же, это пролетело мимо ушей...
Данила выскочил на лестничную площадку. И услышал топот шагов по лестнице. Лифт же не подавал признаков жизни. Все правильно, пешком надежней. Но не так быстро, как на лифте. На этом можно было выиграть несколько секунд.
Данила слышал шум за спиной. Это выгружались из квартиры девушки. Гаврила подошел к нему, взглядом показал на свой пистолет.
Данила рукой огладил глушитель своего оружия и взглядом показал на его ствол. Дескать, нет у него прибора бесшумной стрельбы. Движением руки он показал ему вверх. Гаврила должен был и Марину с Любой увести на чердак, и присмотреть за ними.
Девушки с шумом поднимались по лестнице. Это могло показаться забавным зрелищем, если бы не смертельная опасность, которая шла по их следу. Марина не нашла времени одеться, зато не забыла прихватить свое барахло. Так и вышла из дома, голышом, в одних стрингах, но с двумя сумками в руках.
Люди в черном поднимались быстро, и Данила всерьез подумывал о том, чтобы встретить их огнем с лестничной площадки. Но все же девушки успели подняться на крышу дома, прежде чем те попали в его поле зрения. Данила устремился за ними.
Он надеялся, что преследователи начнут штурмовать брошенную квартиру и на этом потеряют время и саму Марину. Но, видимо, шум сверху привлек их внимание, и они также взяли курс на чердак.
Данила вышел на крышу в тот момент, когда Гаврила открывал дверь в короб, через который можно было спуститься в последний подъезд. Марина смешно семенила ногами, даже в темноте было видно, как поблескивают ее полупопия. Но посмеяться над ней Данила собирался в машине. А они скоро должны были оказаться там.
Он и сам забежал в короб, встал на железную лестницу и услышал, как ругается Гаврила.
– Твою мать! Опять замок навесили!
Решетчатая дверь была закрыта, а инструмент остался в квартире. У Данилы не было иного выхода, как вести всех обратно. Но для этого нужно было, как минимум, расчистить путь.
Через открытую дверь он глянул на крышу. Увидел, как выбрался на нее один боевик, затем второй, третий. У всех оружие – пистолеты с глушителями. И настроение у них отнюдь не пацифистское.
