Она захлопнула багажник и пожала плечами.
– Что случилось?
– Да я телефон либо потеряла, либо дома
забыла. Скорей всего, дома, потому что он лежал в кармане жакета, а жакет я в
сумке не нахожу. То есть я и его забыла! Вот же прогрессирующий склероз! Теперь
понятно, почему Жерар не предупредил, что опаздывает. Наверняка названивал, а
телефон-то остался в Париже! Ну что я за дура, почему не догадалась подъехать в
Нуайре к его офису!
– Ну давай мы ему из дому перезвоним. Ах
да, здесь же нет телефона... Тогда от соседей? Или это неловко?
– Да почему?.. – Николь рассеянно
огляделась. – Только от кого? Ни Женевьев, ни Марка с Гретой, ни Жаклин и
Виктора дома нет.
– Почему ты думаешь?
– Машин не видно. Здесь все всегда
оставляют машины около домов, как в Париже. Одна я в гараж ставлю.
– А почему? Боишься, угонят твою малявку?
– В том-то и дело, что боюсь, что не
угонят! – хихикнула Николь. – Ты правильно сказала насчет малявки.
Вот увидишь, какие тут у всех авто. Последние модели «Мерседесов», «Фордов»,
«Вольво» и всякого такого. Ну, я и убираю свою крохотульку с глаз долой, чтоб
не позориться. Что и сделаю как можно скорей, а ты пока открывай ставни. Только
давай сначала наши сумки достанем.
Лера не позволила Николь напрягаться: сама
вытащила все три битком набитые сумки с вещами и продуктами (по пути они
основательно затарились в супермаркете для автомобилистов в Оссере, потому что
в Мулен не было магазинов из-за малочисленности населения, за продуктами ездили
в Нуайр, где был супермаркет, но в Оссере все куда дешевле), втащила их на
высокое каменное крыльцо родового гнезда Брюнов и принялась открывать ставни на
двери, потому что она оказалась наполовину застекленной и нуждалась в защите.
Ставни были белые, тяжелые. Их следовало
развести в стороны и укрепить особыми задвижками, сделанными в форме голов в
монашеских капюшонах. Даже и без этой реалии Лере казалось, что она совершает
некое священнодействие. Все здесь было другое, другое, совершенно непохожее на
ее прежнее существование в Нижнем Новгороде, в России!
– А на окнах как открыть? – спросила
она, оглянувшись на Николь, которая уже завела машину в гараж, очевидно,
переделанный из бывшей конюшни, такой он был огромный и просторный – под стать
дому.
– Ставни на окнах? Изнутри, конечно. Как
же иначе?
Лера пожала плечами. Она не знала – как. Она
прожила всю жизнь в панельном доме, в деревне родни у них не было, из всей
феодальной собственности – фанерная дачка и четыре сотки земли, так что где ей
было ознакомиться с конструкцией ставен? К тому же это были французские ставни!
Небось тоже четырнадцатого века!
Вошли в дом, и Леру сразу начало трясти, так
холодно оказалось внутри. Но стоило ей поглядеть на огромный камин в столовой,
на большущий дубовый стол, на дубовые поставцы с оловянными кружками и
тарелками... Много чего навидалась она в парижской квартире Николь, но такого
количества антиквариата не было даже там.
– Как тебе наш Блошиный рынок? Знаменитый
рынок в Париже, где продаются старые вещи? – усмехнулась Николь, глядя на
ошеломленное лицо подруги.
– Слушай... это просто с ума сойти! А вы
не боитесь вот так это оставлять без присмотра? Ведь большую часть времени
здесь никто не живет.
– По-настоящему ничего ценного здесь уже
не осталось, – объяснила Николь, стаскивая чехлы с мебели. – Нас три
раза грабили, а кроме того, тетушка Мари, накануне смерти выжив из ума, продала
почти все из дому каким-то цыганам за бесценок, франков за триста или что-то в
этом роде.
– Да ты что?!
– Ну да. Поэтому здесь, внизу, еще
ничего, более или менее представительно, а наверху довольно убого.
На втором этаже, в двух больших спальнях,
оказалось и впрямь пустовато. Огромные дубовые кровати да такие же платяные
шкафы, которые язык не поворачивался назвать иначе как гардеробы. Две-три
гравюры с сюжетами из Библии: чрезмерно тепло одетая Ревекка у колодца под
пальмой, рядом топчется приунывший от долгого воздержания Иаков, потом что-то
связанное с приключениями благочестивого Иосифа, и еще портрет красивой дамы в
кринолине, с двумя маленькими девочками.
– Это твои предки? – расширила глаза
Лера.
– Да нет, просто красивая картина. Но не
зря эта комната называется у нас в семье «спальня дочерей». Наверное, в начале
века здесь вполне могли спать девочки, которые одевались так же, как эти,
изображенные на гравюре...
Да запросто они могли здесь спать! Может, их
призраки сейчас потихоньку таращатся из углов на двух других «девочек», которые
нынче ночью возлягут на их кровати?
Лера огляделась, чувствуя себя так, словно им
с Николь предстоит ночевать в каком-то музее. Укрываться перинами, а не
одеялами, под головы подкладывать валики, а не подушки... За стеной ванная
комната, окно которой выходит в огромный заросший сад – не сад, а царство
Спящей красавицы! В ванной, правда, все современно, ковшиком из тазика
поливаться не надо, достаточно зажечь газовую колонку и краник повернуть, тут
же унитаз-компакт и нормальная раковина, но на полу лежат домотканые коврики, а
вышитые вручную полотенца висят не на крючках, а раскинуты на специальных таких
бронзовых ширмочках с шишечками...
Тут Лера заметила, что Николь исподтишка
улыбается, поглядывая на нее, – и смущенно отвернулась. Ну да, конечно,
она кажется этой хорошенькой, изысканной француженке сущей дикаркой. Вот,
думает небось, раскатала губу! Уже, конечно, представила, как сама будет жить в
таком же доме – только еще шикарней, потому что этот Жерар безумно богатый
мэн, – пользоваться таким же антиквариатом, потому что французские предки
этого полурусского мсье умудрились ничего не потерять во время революции, а
потом благодаря удачным семейным союзам еще и приумножили былые богатства.
Однако ты сначала понравься придире-жениху!
Но тут же Лера вспомнила, как в позапрошлом
году к одной ее подруге приезжали в Нижний знакомые англичане. Подруга решила
продемонстрировать им рашен экзотик и свозить на свою дачу в Семенов (два часа
езды от Нижнего). Ехали они, ехали, вдоль дороги стояли леса, расстилались поля,
англичане сидели, разинув рты, и время от времени спрашивали с некоторым
ужасом: «Это все еще Россия?!»
Настроение мгновенно улучшилось, чувство
национального самосознания воспрянуло. Ну и не понравится! Ну и в пень!
– Мон Дье! – воскликнула вдруг Николь,
стоявшая у окна. – А вот и Жерар!
У Леры похолодели ладони.
Снизу послышался звук мотора, потом двигатель
заглох, хлопнула дверь автомобиля, и веселый, звонкий мужской голос воскликнул:
