– Да, растворились они отменно, –
быстро сказал он. – У меня приятель был в штабе Ломова, а теперь пропал,
даже не представляю, где его искать. Все родные беспокоятся, вообще ужас
какой-то. За жизнь его опасаются, честное слово!
– Нет, думаю, до смертоубийства не
дойдет, Ломов слабак, – покачал головой Климушка, и на его мощном,
несколько обрюзглом лице проскользнула ухмылка, недвусмысленно утверждающая:
он-то как раз не слабак и мог бы легко дойти до того, до чего никогда не дойдет
Ломов! А может быть, Вене это просто почудилось.
– Хотите, поищем вашего приятеля? –
предложил Климушка. – У меня все эти зайчики ломовские под приглядом, я
все про всех знаю. Мои кадры работают более чем серьезно.
– То есть вы хотите сказать, что следите
за работниками штабов конкурентов? – озадачился Белинский.
– Назовем это так – я за ними
приглядываю, – мягко поправил его Климушка. – А как иначе? Ведь игра
идет очень серьезная. Если бы я за ними не смотрел, не узнал бы о шашнях
Булавкина с Сашей Макинтошем, а ведь это фигура в преступном мире очень
серьезная.
Белинский знал, о чем идет речь. Знали все
нижегородцы! Кто-то из ребят Климушки умудрился заснять на видео приватную
беседу кандидата в мэры Булавкина с местным авторитетом Макинтошем. Булавкин
открещивался обеими руками, Макинтош на голубом глазу уверял, что отродясь
такого не было и все это наветы и монтаж, однако самая серьезная экспертиза
подтвердила подлинность пленки. Из-за этого скандала Булавкин лишился очень
многих голосов.
Да, команда у Климушки и в самом деле была
очень крутая, если смогла выведать одну из самых заветных тайн Булавкина.
Другое дело, только сейчас пришло в голову Вениамину, что Макинтош и сам мог
подстроить эту встречу, заманить на нее Булавкина – ради того, чтобы угодить
Климушке... Ну, так или иначе, Климушка и в самом деле человек могучий. Почему
бы не воспользоваться его предложением?
– Если вас не затруднит, – начал он
с осторожностью, – давайте узнаем насчет некоего Холмского. Это много
времени займет?
– Минуты полторы, думаю, –
усмехнулся Климушкин. – В общей сложности.
И снова взялся за телефон. Когда ответили,
сказал:
– У Лома работает такой Холмский.
Разузнай, где, что, как. Имя?..
При этом слове у Белинского снова
затрепыхалось сердце. Что ответить? «Д. К.»? А ведь он отрекомендовался
приятелем Холмского! Хорош приятель, что даже имени друга не знает! С другой
стороны, погоди волноваться, Веня. В незабвенной «Санта-Барбаре» одного из
главных героев звали Си-Си Кэпвел. По первым буквам имени, которое так и
осталось тайной для миллионов почитателей знаменитого сериала. Может быть,
Белинский называет приятеля просто Ди-Кэй, на аглицкий манер?
Впрочем, ему не пришлось выкручиваться из
неловкого положения, потому что Климушка сурово оборвал собеседника:
– Имя? Да там небось Холмский только
один. Фамилия-то редкая!
И отключился.
– Говорю, полторы минуты, не
больше, – успокаивающе улыбнулся он Вениамину, как вдруг раздался звонок.
Белинский изумленно уставился на телефон,
почти убежденный, что след Холмского был взят с опережением графика, однако
тотчас сообразил, что звонили в дверь. Олеся Климушкина, взглянув на
миниатюрный экранчик охранной сигнализации, сказала:
– Мишка приехал. И чего он только не
навез!
Она нажала какую-то кнопку, и вдали
послышалось щелканье открывшегося замка. Потом затопали шаги, и в комнату
ввалился парень, такой же большой, высокий, как сам Климушкин. К груди он прижимал
огромный пакет, из которого торчали горлышки бутылок.
– Вот, извини, Андрон, если
задержался, – приговаривал он, выставляя на столик одну за другой пять
бутылок разной величины и с разными этикетками: это был столовый уксус,
яблочный, виноградный, фруктовый, два вида обычного, – а потом еще пять
бутылок водки: «Смирнофф», «Абсолют», «Алтайская», «Гжелка» и «Петр Первый».
Белинский, Валентина и Олеся Климушкина
переглянулись чуть ли не с ужасом. Только сам Андрон оставался абсолютно
серьезным.
– Ну эту ты зря купил, барахло, – он
пренебрежительно отставил «Петра Первого» в сторону, – а остальное Саньке,
хочет не хочет, придется принять на грудь. Предлагаю вылить все это в ванну,
смешать с уксусом и купать парня, подобно тому, как Фетида купала Ахиллеса в
водах Стикса.
«Ого! – мысленно вскричал
Белинский. – Найди-ка в наше время в верхах власти человека, который имеет
представление об античной мифологии!»
Он только хотел ввернуть подходящий к случаю
совет, чтобы Олеся не держала ребенка за пятку, как неосмотрительно держали в
свое время Ахиллеса, но тут зазвонил телефон.
– Ага! – победительно воскликнул
Климушкин. – Ровно полторы минуты!
На взгляд Белинского, прошло минуты четыре, но
мелочиться он не стал – промолчал.
Климушка тоже долго молчал, прижав трубку к
уху.
– И что ты этим хочешь сказать? –
наконец спросил он раздраженно. – Его что, под асфальт закатали? Как
понимать – бесследно исчез? Ну где-то же он жил? Кто-то же у него был – мать,
жена, любовница, сестра? Когда он от вас ушел? Где теперь? Ищите мне его,
поняли? И чем скорей, тем лучше. Жду звонка.
Он раздраженно захлопнул крышку мобильника:
– Да, этот ваш Холмский хорошо заховался.
Ничего, найдем. Давайте пока вот что – у вас вызова нет? Вот и ладненько.
Давайте поедим, как насчет закусона? Олеся, Миша, накройте на стол. А ты,
красота, – это относилось к Валентине, – покажи, как эти самые
растирания пацану делать. Видишь, какой простор для воображения! – Он
раскинул руки над изобилием бутылок.
Валентина лихо свернула голову нелюбимому
хозяином «Петру Первому», открыла бутылку самого обычного столового уксуса и
капнула несколько капель той и другой жидкости на сложенное в несколько раз
маленькое полотенчико. Этот компресс она примотала к груди ребенка, который
сносил процедуру с тем же выражением веселого любопытства, с каким глядел на
все эти манипуляции его отец.
Белинский тоже смотрел на проворные руки
Валентины, но видел не их. По непонятной прихоти памяти вспомнилось вдруг, как
они дежурили на похоронах одного богатого цыгана – родственника самого баро.
«Скорую» вызвали на всякий случай – вдруг кому-то плохо станет. Но обошлось, и
Вениамин от нечего делать довольно пристально наблюдал за всей церемонией. Он
тогда как раз недавно прочел «Историю» Геродота и весьма живо помнил описание
скифского похоронного обряда. Нечто подобное наблюдал он и тогда на кладбище.
