Трудновато, да что там, вообще невозможно
остаться живым, имея в левом боку ножевую рану такой глубины. Лезвие прошло
между ребрами и явно достигло сердца. Нож был длинный, острый, таким только и
убивать. Чтобы определить это, Белинскому не понадобилось звать на помощь ни
дедукцию, ни индукцию, ни какую-либо интуицию. Орудием убийства послужил
отличный кухонный нож. Он валялся на полу – не рядом с трупом, а чуть поодаль,
посередине комнаты, как если бы убийца, нанеся удар, тут же выдернул нож из
раны и брезгливо отшвырнул его в сторону, словно оружие жгло ему руки.
Может, убил – и быстренько раскаялся в
содеянном? Настолько, что решил вернуть к жизни загубленного им человека и для
этого вызвал «Скорую»? А потом сделал ноги из квартиры? Похоже, так оно и было.
Тот, кто лежал на диване, сам вызвать «Скорую» никак не мог. Если бы ходил по
квартире с этакой раной, все вокруг было бы залито кровью, а так ее натекло
лишь около дивана, и то чуть – человек умер почти сразу, лезвие мгновенно
достигло сердца.
Значит, «Скорую» вызывал тот, кто помог ему
стать трупом... Однако же у него и чувство юмора! Из диспетчерской передали,
что «кардиологию» просят прислать к человеку с подозрением на микроинфаркт. Да
уж... если это – микроинфаркт, то что же тогда – макро?!.
Внезапно за спиной Вениамина раздался гулкий
звон, и он, натурально подскочив, обернулся, уставился на часы в виде Хозяйки
Медной горы в струящемся платье и чрезмерно высоком кокошнике, сидящей
практически на циферблате, и ошалелого Данилы-мастера, стоявшего тут же,
близенько. И она его, типа, спрашивает: «Ну что, Данило-мастер, не выходит
каменный цветок?»
И Даниле, и Хозяйке Медной горы Веня улыбнулся
как добрым знакомым, с каким-то даже ностальгическим чувством. Некогда, в
незабываемые советские годы, подобное монументальное произведение каслинского
литья имелось и в квартире Белинских, но потом, в период острого безденежья,
наставшего вслед за павловской реформой, мать, помнится, снесла часики в
антикварный магазин. Дали за них какую-то чепуху, однако Белинским хватило
продержаться до маминой зарплаты, которую очень «вовремя» задержали на три месяца.
Не эти ли самые спасительные часики напомнили сейчас о себе Вениамину звоном и
боем? Судя по обстановке, убитый хозяин квартиры обожал все, что можно было
хотя бы условно назвать словом «старина», поэтому вполне могло случиться и
такое совпадение. Помнится, в тех, домашних, часиках был один приметный знак
сзади, аккурат на изящном изгибе спины Хозяйки Медной горы. Не уточнить ли?
Белинский уже потянулся было к часам, но тут
же в буквальном смысле слова схватил себя за руку. Он же не просто на вызов приехал,
а на место преступления! Не в первый раз, между прочим. А ведет себя как
дилетант, студент-практикант какой-нибудь. Да его потом менты за хрип возьмут,
если поймут, что он трогал вещи в квартире. Еще и отпечатков пальцев насажает.
Повезло, что сегодня он дежурит один, фельдшерица Люба не вышла на работу –
приболела, а другого фельдшера Белинскому не дали. Ему не привыкать работать
одному, особенно в горячее летнее отпускное время, а эта безответственная
молодежь, фельдшеры, определенно насажала бы на месте преступления лишних
отпечатков!
Надо как можно скорей набрать 02. Пусть
приедут те, кому по долгу службы положено заниматься такими делами и с полным
на то правом трогать и щупать все, что находится в квартире.
Белинский шагнул к тумбе с телефоном – и
нечаянно пнул небольшой аккуратный портфельчик, валявшийся на пути. Портфельчик
отъехал в сторону. Замочек, видимо, был расстегнут или неисправен, потому что
крышка расстегнулась и из портфельчика веером вывалились исписанные листочки.
Вид этого портфельчика и торчащих из него
исписанных листочков что-то напомнил Вениамину. До такой степени напомнил, что
он присел над портфелем на корточки, на всякий случай спрятав руки за спину,
хоть сидеть на корточках с руками за спиной – не самое удобное занятие. Он не
собирался ничего трогать, хотел просто посмотреть.
Разглядел листки – и поднял брови, удивляясь.
Это были анкеты, с какими сейчас, в разгар кампании по выборам мэра, бегали по
домам агитаторы. Не далее как позавчера вечером к Веньке домой приходил кареглазый
парень лет этак под тридцать – агитатор... Между прочим, с неприятным чувством
вспомнил Белинский, этот парень чем-то походил на человека, остывавшего на
диване. Тот же цвет волос, то же худощавое сложение, небрежно-элегантный
прикид, вот только у мертвеца щеки были покрыты модной щетиной, в то время как
агитатор обладал изысканным клочком волос под тщательно выбритым подбородком. И
был он весь такой франтоватый, что жена Белинского Инна, открывавшая дверь,
немедленно принялась строить ему глазки. У них, у Белинских, существовало такое
разделение труда: муж автоматически строил глазки всем хорошеньким женщинам, ну
а жена, соответственно, – всем интересным мужчинам.
Увы, Инне не повезло, даром что она была
красотка, каких мало, и редкая особь мужского пола могла остаться равнодушной к
ее аквамариновым очам. Агитатор оказался как раз таким исключением из правил.
Сдержанно улыбнувшись Инне и маячившему за ее спиной Вениамину, он засиял,
завидев в дверях кухни тещу Вениамина Белинского, Алевтину Васильевну (женщину
моложавую и еще хоть куда!), ринулся к ней – и... Нет, ничего такого: парень
всего-навсего битый час донимал мадам расспросами насчет ее политических
симпатий и антипатий. Оказывается, у агитаторов была разнарядка, с кого и в
каком количестве снимать опрос: столько-то мужчин от тридцати до пятидесяти,
столько-то – женщин от сорока и выше. И все в этом же роде. На сей раз у парня
с бороденкой возникла потребность именно в женщине под шестьдесят, вдобавок она
должна быть обязательно пенсионеркой. Парню повезло, что идеальная кандидатура
нашлась именно в квартире Белинских. И он дорвался до дела, оказавшись сущим
трудоголиком! Чудилось, он вообще никогда не уйдет. Уже завзятые гуляки, пацаны
Белинские, Гошка и Мишка, вернулись со двора и ринулись беситься в ванную. Уже
Инна устала находить агитатора привлекательным и приклеилась к телевизору. Даже
уж на что Алевтина Васильевна была любительница поговорить, но и у нее от
никчемной болтологии сделалось учащенное сердцебиение. А гораздый парнишка
вынимал из своего портфельчика новые и новые анкеты и донимал Алевтину
Васильевну снова и снова, пока не заполнил все до единого бланка и не исчез
наконец.
Тогда Белинский не поинтересовался, что,
собственно, выспрашивал агитатор у тещи, а здесь пригляделся к листкам: список
кандидатов на пост мэра, список виднейших политиков Нижнего Новгорода, всех
городских телеканалов и ведущих газет... А вот и анкеты – наверное, на подобные
вопросы и отвечала бедная Алевтина Васильевна. В верхнем уголке графа –
«Фамилия, и., о. интервьюера», в которой начертано аккуратным, скупым почерком:
«Холмский Д. К.».
Да, не повезло этому неизвестному агитатору.
Небось явился в квартиру двадцать шесть выведывать, кому хозяин больше
доверяет, кандидату Л., Б., К. или С., сунулся в незапертую дверь – а тут труп
на диване. Вот Холмский и кинулся бежать.
