Контрразведка не останавливалась перед прямым нарушением закона: тайно вскрывала дома и офисы активистов профсоюзов и левых политиков. В 1955 году оперативники проникли в квартиру одного из руководителей компартии и сфотографировали личные карточки, что позволило составить полный список членов партии. Информация, полученная МИ-5, убеждала контрразведку в том, что коммунисты — это агенты влияния Москвы, а некоторые и из них просто агенты и снабжают Советский Союз информацией разведывательного характера.
Прямой политический контроль над МИ-5 осуществлял министр внутренних дел сэр Дэвид Максвел-Файф. Его контрразведка мало интересовала. Он поручил Уайту вести борьбу против коммунизма и делегировал все полномочия своему заместителю Фрэнку Ньюсому. Ни министр, ни его заместитель ни разу не посетили контрразведку. Джентльменам не хотелось вникать в дела ведомства. МИ-5 оставалась изолированной тайной армией, которая живет по своим законам. Это делало невозможным серьезный самоанализ и выяснение причин собственных ошибок.
Штат советского посольства в Лондоне рос, как на дрожжах. Аппарат военного атташе — двадцать три человека, военно-морского — шестнадцать. Еще сто с лишним человек числились в советской торговой делегации. Но их присутствие не приводило ни к каким результатам. Британский экспорт в Советский Союз оставался незначительным. Советские представители приобретали образцы новой техники в единичном числе и отправляли их домой для изучения и копирования.
В отличие от ФБР, которое формировало вербовочные группы для охоты на советских дипломатов, британская разведка не решалась на агрессивные операции в Лондоне. Сотрудники МИ-5 не годились для такой оперативной работы. Они сидели в кабинетах и читали донесения, время от времени встречались с агентами. Что касается работы «в поле», то ее полностью доверили особому отделу полицейского управления. Успехи были невелики. Советских дипломатов в Лондоне пытались заманить в «медовые ловушки». Отправили красивую девушку в плавание на пароходе, которым возвращался в Ленинград советский разведчик. Девушку поселили в соседнюю каюту. Но офицер, твердо усвоивший правила поведения советского человека за рубежом, даже не взглянул на красотку.
Опасаться контрразведки Джорджу Блейку не приходилось. Но, как это чаще всего происходило в холодную войну, его провалил перебежчик.
На Запад ушел польский подполковник Михаил Голеневский, заместитель начальника военной контрразведки. С 1948 по 1952 год он занимался допросами пленных немецких офицеров и рассказывал, что советские офицеры вывезли в Москву пропавшего начальника гестапо Генриха Мюллера. Голеневскому верили, и его слова стали причиной долгих поисков Мюллера, но это оказалось выдумкой.
Другие его показания были более точными и позволили выявить ряд советских и польских агентов, в том числе Джорджа Блейка. Голеневский уверял, что своими глазами видел документы, полученные из британской разведки. Из его слов следовало, что в британской разведке есть крот. Расследование давно шло внутри МИ-6. Несколько агентов британской разведки исчезли. Они явно были арестованы. Но почему? Провалились или были преданы? Другие агенты вдруг исчезали, потом вдруг появлялись с большим количеством информации. Проверка показывала, что они предлагают дезинформацию.
В 1960 году Дик Уайт, в то время уже начальник разведки, поручил расследование Гаролду Шерголду, бывшему школьному учителю. Установив, кто имел доступ к документам МИ-6, которые видел польский разведчик, он составил список подозреваемых. Первым в списке значился Джордж Блейк. В феврале 1961 года в МИ-6 уже не сомневались, что он работает на советскую разведку.
Но как посадить его на скамью подсудимых? Еще ни один британский разведчик не был осужден.
— Нам нужно признание, — сказал Дик Уайт.
Джордж Блейк изучал арабский язык в Ливане, куда уехал вместе со своей беременной женой, и готовился к новому назначению. Допрашивать его в Бейруте было невозможно. Надо было вернуть Блейка в Лондон. Это поручили Николасу Эллиоту, резиденту в Бейруте. Он передал Блейку письмо из Лондона с просьбой вернуться.
Блейк забеспокоился. Он легко мог бежать в Дамаск, оттуда советская разведка перебросила бы его в Москву. Он встретился с резидентом КГБ в Бейруте на пляже и попросил проверить, есть ли сигналы из Лондона, свидетельствующие о грозящей ему опасности. Ответ из Центра последовал успокоительный: он может ехать. Советская разведка была заинтересована в том, чтобы он работал в МИ-6 как можно дольше.
Когда Блейк прилетел в Лондон, то понял, что совершил ошибку. Его подозревали в предательстве. Связаться с советским посольством он не решался, понимая, что за ним следят. Да и что можно было сделать в такой ситуации?
6 апреля 1961 года начался неофициальный допрос. Блейк все отрицал. Никаких доказательств у допрашивающих не было. Дик Уайт рассчитывал только на то, что Блейк не выдержит давления и сдастся. Он считал, что Блейк слишком эмоционален и не понимает: англичане бессильны без его собственного признания.
Уайт требовал от подчиненных терпения:
— Если не заставим его сейчас признаться и отпустим, он просто улетит в Москву.
На третий день допросов следователи были в отчаянии. Они уже задали все мыслимые и немыслимые вопросы. Еще полчаса, вспоминал Гаролд Шерголд, и Блейка пришлось бы отпустить. Но пресс восьми лет двойной жизни ослабил его сопротивление.
— Мы понимаем, почему вы стали работать на Советский Союз, — говорил Шерголд. — Когда вы оказались в корейском плену, вас пытали и заставили признаться, что вы сотрудник британской разведки. Потом вас этим признанием шантажировали, и вам пришлось с ними сотрудничать.
И тут Блейк взорвался:
— Никто меня не пытал! Никто меня не шантажировал! Я сам предложил советским разведчикам свои услуги. Я действовал в соответствии со своими убеждениями, потому что верю в коммунизм. Пытки или деньги ни при чем.
Выложив все, Блейк мрачно произнес:
— Может быть, вы дадите мне пистолет и оставите в комнате одного?
— Ну, что вы! — бросились успокаивать его недавние коллеги по МИ-6. — Не надо все это так серьезно воспринимать!
Дику Уайту доложили, что Блейк сознался. Но на суде он может отречься от своего признания, и судья закроет слушания. Никаких доказательств, помимо признания, у обвинения нет. Уайт предложил продолжить игру, чтобы Блейк говорил и дальше, чтобы дал как можно больше доказательств для будущего обвинительного заключения. Уайт позвонил генеральному прокурору и сказал, что забирает Блейка на выходные под свою ответственность.
— Главное, верните его живым, — рассмеялся прокурор.
Блейка повезли за город в дом Гарольда Шерголда.
Присутствие жены и матери хозяина создавали расслабленную атмосферу. Сотрудники особого отдела Скотланд Ярда охраняли дом. Блейк пек блины и рассказывал:
— Я сфотографировал каждый документ, который прошел через мой стол.
Он не мог остановиться и наговорил столько, что хватило для предъявления ему обвинения.
