– Как ты можешь с этими… Нет, я не понимаю, – я высказала с жаром, надевая очки, чтобы сориентироваться под небом.
– Забавные ребята, ты чего. Особенно этот чернявый.
– Они же «химики»!
– Ну и что. «Химию» за всякую ерунду дают. Ну, подрался по пьянке на танцах…
– По-твоему, мало?
– Глупая ты, – Василиса рассмеялась не зло. – Жизни еще не видала. Ладно, не хочешь и не надо. Ты нам хоть банку тушенки дай, а. Ну у тебя же есть.
– Я для зэков тушенку сюда везла?
– Ну я же не для них прошу, а для себя. Это я без закуски не могу, сразу отрубаюсь, и никакого кайфа. Ты мне дай, ну пожа-алуйста.
Глубоко вздохнув, я молча двинулась к дому, и Василиса расценила мой вздох как согласие.
– Ты ложись спать, я сама картошку дочищу, там осталось-то всего ничего. И угли потушу, и столовую на замок закрою, – говорила она больше в воздух, семеня за мной.
В сенях я споткнулась о высокий порог. Старый дом, казалось, меня не любил, я то и дело налетала в нем на углы, спотыкалась или ударялась головой о притолоку. Мое полупадение на самом входе девчонки встретили смехом:
– Вы там что, уже выпить успели?
– Нет, только собираемся, – ответила Василиса с железом в голосе, и смех тут же умолк. Я залезла под кровать, нащупала в рюкзаке банку и постаралась незаметно передать ей, но все увидели и это. Сунув тушенку в куртку, она молча вышла.
– Ну, а я что говорила? – раздался голос Регины Бушуевой, строгой девушки с русой косой; председатель совхоза назначил ее нашей старостой. – С «химиками» снюхались. Да они нам столовую подожгут. Сколько их там?
– Ничего не подожгут. Отстаньте, – я попыталась стащить через голову свитер, но застряла.
– Помочь? – хмыкнула Регина. – Эвон как тебя на тушенке-то развезло.
– Отстань! – раздраженно сказала я изнутри свитера. Он потянул за собой майку, она задралась до самого горла, обнажив мой рыхлый желеобразный живот, подпертый брючным ремнем. И я понимала, в каком жутком виде стою сейчас, как на сцене, перед девчонками, которые наверняка думают, что вот же уродина, хоть бы постеснялась. Но самое главное, что меня сейчас видела Таня. Она полулежала на койке возле окошка и смеялась вместе со всеми, когда я споткнулась о порог, а теперь наверняка с интересом наблюдала, как я выбираюсь из этого свитера. Сделалось страшно душно, ворсинки лезли мне в нос, я расчихалась… И тут кто-то снаружи наконец дернул за рукава этот свитер. Кажется, Маринка Саволайнен, но я даже не поблагодарила, а просто поправила майку, красная как свекла, и еще пару раз чихнула. Я ненавидела себя за этот живот, за очки, которые то и дело запотевали, за «химиков» и за Василису, с которой угораздило меня почти подружиться.
Василиса вернулась ближе к полуночи, грузно плюхнулась на койку по соседству со мной и вскоре засопела, раскинув руки, – она всегда спала раскинувшись, почти как дама на картине Гойя «Ночной кошмар». Следующим утром она как ни в чем не бывало шагала рядом со мной по борозде, кидая картофелины в ведро – сперва со звоном, а потом с глухим стуком, похожим на звук падения тела.
Снова зарядил дождь, бесконечный и нудный. К обеду он превратил картофельное поле в сплошное болото, в котором вязли наши резиновые сапоги, а тракторок, взрыхлявший землю в отдалении, передвигался медленно и с натугой дымил. Мы с Василисой не разговаривали, как будто поссорились, хотя ничего мы не поссорились, а просто по-разному понимали происходящее. Я выковыривала картофелины из жидкой грязи и попутно размышляла, что жизнь, которую следовало прожить таким образом, что это тебе не поле перейти, так вот эта самая жизнь состоит из крошечных островков тепла и обустроенного быта, а вокруг них колышется темный лес и раскинулись бескрайние картофельные наделы. Здесь никто не спрашивал: тепло ли тебе, красавица, не устала ли ты, не хочешь ли горячего чаю с вареньем? Прожить жизнь теперь для меня означало добраться до конца этого огромного картофельного поля, попутно выполнив план по сбору урожая и подчистив за собой на борозде случайные клубни. И мы находились только в самом начале этого поля, а тракторок в отдалении все пахал и пахал, добывая из земли новорожденные картофелины. А дождь все лил и лил.
От дождя и холода хотелось в туалет, но приходилось терпеть до обеда, потому что на поле укрыться было негде, никакой даже будочки. Василиса тоже хотела в туалет, но терпеть до обеда не могла, поэтому решилась укрыться за грудой мешков с картошкой, лежавшей на краю поля в ожидании грузовика. За ними можно было худо-бедно спрятаться, если дорога была пустая, а мне полагалось отвлекать разговорами мимо проходящих граждан. Но поскольку никто мимо не проходил, я с тупым упрямством продолжала выковыривать картофелины из жидкой грязи и закидывать в ведро.
– Промокла, красавица? – раздался над головой густой веселый голос.
Я распрямилась: кого это там принесло? – и попыталась протереть от дождя стеклышки очков, но сразу изгваздала их грязью. Тогда мне пришлось снять очки и кое-как вытереть их о штаны.
Наконец я разглядела вчерашнего чернявого «химика», который как будто бы очень обрадовался, обнаружив меня на поле.
– Чего тебе?
– Решил проведать знакомых. У нас перекур по случаю плохой погоды. Да и машина где-то застряла.
Насколько я поняла, «химики» должны были подтаскивать мешки с картошкой к грузовику и закидывать их в кузов.
– Может, вечером опять погудим? Пятница, дак… Если у вас нельзя, можно и у нас, – он мял папиросу в пальцах, будто в замешательстве.
– Тушенки больше нет, – отрезала я. – Кончилась.
– А причем тут тушенка? Ты думаешь, я чего пожрать не найду? Килька в томате в автолавке по тридцать три копейки.
– Килька в томате, – я хмыкнула. – Ее только алкаши берут.
– Правильно. На закуску самое то, – он наконец сунул измученную папиросу в зубы. – А я вчера весь вечер переживал, когда ты сбежала. Думал, вдруг обидел чем… Спички найдутся?
– Не курю.
– Вот черт! Сахарная ты краля!
– А ты как думал?
– Думал, смазливую проституточку подцеплю. Подружка-то твоя… Эх, и на «химии» случаются простые радости.
Меня бросило в жар, и щеки наверняка зарделись.
А он зашагал по борозде вперед, сунув руки в карманы плаща и насвистывая под нос, как будто наша встреча была делом решенным.
Отдуваясь и поддергивая спортивки, подоспела Василиса.
– Это кто приходил? Миша?
– Какой еще Миша?
– Вчерашний Миша с «химии». Симпатичный. А на «химию» загремел за то, что телефон-автомат взломал.
Я прыснула:
– Много ли денег выручил?
– Знаешь, когда на хлеб недостает, еще не то сделаешь, – Василиса произнесла сочувственно, как мне показалось.
