Князь Любецкой был принят императором после того, как написал ему письмо, в котором просил приема как член королевского правительства. На встречу император пригласил Михаила Волконского, Толстого, Нессельроде и Грабовского.
— Ваше величество, разрешите мне… — начал было князь Любецкой.
— Разрешаю, но только конкретно, без излишеств, как ты это умеешь, — прервал его Николай Павлович.
— Я о причинах, ваше величество, — смутился князь. — Хочу заверить вас, что восстание вспыхнуло без всякого предварительного сговора, без определенной цели и было делом небольшого числа молодых людей, взволновавших войско и чернь, распространивших ложный слух, будто русские убивают поляков. Ранее был другой слух, что король хочет направить польские войска на подавление революций во Франции и Бельгии.
— Если это толпа безумцев, тогда где же были разумные головы? Они сейчас сидят в правительстве и ничего не делают, чтобы вернуть ситуацию, — сказал император, внимательно следя за выражением лица Любецкого.
Князь и на самом деле чувствовал себя неудобно под прицелом стольких глаз, сидящих напротив него соратников государя. Он тщательно подбирал слова, совершенно забыв заранее приготовленную речь, путался:
— Я проснулся 18-го ноября в изумлении… Когда мы собрались, стали успокаивать, нас обвинили в предательстве… Какой я предатель, если хочу мира стране? Вы же мне верите? Они — не верят. Благоразумных людей много. Их надо сплотить вокруг себя. Здраво ведет себя диктатор Хлопицкий. Он настаивает на сохранении констуционной монархии. Будьте так великодушны, ваше величество, простите народ польский за безумие черни!
— Я прощу, дам возможность очиститься, но прежде вы должны обратиться ко мне с покаянием, — произнес Николай Павлович, отчетливо выделяя каждое слово.
— Поверьте, ваше величество, — голос князя дрогнул.
— Верю! — сказал государь громко и, подняв вверх указательный палец, продолжил торжественным тоном: — Я знаю, не вся польская нация виновата в содеянном преступлении, наказания требуют главные виновники восстания, убийцы своих генералов и офицеров. Я имею право миловать и помилую, но прежде всего поляки должны загладить преступление немногих заблудших людей немедленным и безусловным восстановлением законного порядка. — Он прервался, затем с силой, надавливая на каждое слово, заключил: — Передай, князь, там, в Варшаве, если же поляки дерзнут поднять оружие против России и своего государя законного, в таком случае сами они и их пушечные выстрелы ниспровергнут Польшу.
Следующим к императору вошел граф Езерский. Ступив несколько шагов по красной дорожке, он пал на колени, зарыдал.
— Перестань, граф! — крикнул ему Николай Павлович. — Я найду средство не только простить, но и дать войскам случай очистить себя в своих собственных глазах.
— Но как? Такое горе! — всхлипывая и поднимаясь с колен, вопрошал Езерский.
— Как? — улыбнулся император. — У меня сегодня в карауле стоит Гвардейский экипаж, тот самый, который 14 декабря 1825 года восстал против меня, был в числе самых отъявленных мятежников. Все они, за исключением нескольких бунтовщиков, прощены.
— Тогда вы, ваше величество, посоветуйте, как нам быть? — поникшим голосом спросил Езерский.
— Вернувшись в Варшаву, вы нунций, устройте же таким образом, чтобы окончательно утвердили диктатора. Сделайте более, если вы уверены в большинстве своих сотоварищей, предложите и даже потребуйте от диктатора, чтобы он покарал виновных, то есть тех, которые убили своих начальников и нарушили все требования дисциплины. Поверь, граф, вы мне окажете величайшую, какую только можно, услугу, потому что, повторяю вам, роль палача отталкивает меня, и я хочу пользоваться лишь правом миловать.
— Я хочу смыть пятно позора с Польши, — переполненный чувствами воскликнул граф.
— Если вы дорожите тем, чтобы смыть с себя пятно, марающее вашу армию, ваш народ, то вы очистите себя в глазах вашего государя, вашего Отечества и всей Европы! — на одном дыхании сказал император.
— Ну, так я сделаю это, — сказал граф с жаром.
— И вас повесят, — с сочувствием заметил Николай Павлович.
— Все равно я это сделаю, — торжественно ответил Езерский.
* * *
Усилия Езерского были напрасны. Его выступление в сейме о безумстве сопротивляться могуществу России были встречены недовольным гулом. Езерского не повесили, как предсказывал Николай Павлович, но и он ничего не сделал, чтобы предотвратить войну.
Диктатор Хлопицкий, потеряв всякую надежду образумить соотечественников, сложил свои полномочия. На его место был избран князь Радзивилл. 13 января 1831 года сейм объявил династию Романовых лишенною польского престола. Император Николай I ответил на вызов манифестом.
Высочайшій Манифестъ о вступленіи Дѣйствующей Арміи въ предѣлы Царства Польскаго, для усмиренія мятежниковъ (1831 г., Января 25).
БОЖІЕЮ МИЛОСТІЮ
МЫ, НИКОЛАЙ ПЕРВЫЙ,
ИМПЕРАТОРЪ И САМОДЕРЖЕЦЪ ВСЕРОССІЙСКІЙ,
и прочая, и прочая, и прочая
Манифестомъ НАШИМЪ, отъ 12 Декабря минувшаго года, МЫ объявили вѣрнымъ НАШИМЪ подданнымъ о возникшемъ, въ Царствѣ Польскомъ, возмущеніи. Тогда, въ самомъ праведномъ НАШЕМЪ негодованіи на мятежниковъ, готовясь смирить и наказать ихъ, МЫ еще утѣшали СЕБЯ надеждою спасти заблуждающихся и обольщенныхъ. Гласомъ истины и новыми знаками милосердія, МЫ хотѣли возвратить ихъ къ долгу, и съ тѣмъ вмѣстѣ оживить бодрость въ благомыслящихъ, устрашенныхъ первыми ужасами бунта, дать имъ возможность остановить успѣхи онаго, и счастливымъ противодѣйствіемъ, доказать свѣту, что не весь народъ Царства Польскаго достоинъ презрѣннаго названія измѣнниковъ. МЫ и нынѣ удостовѣрены, что сей народъ несчастный есть токмо слѣпая жертва не многихъ злодѣевъ. Но сіи вѣроломные продолжаютъ имъ властвовать: они готовятъ оружіе на Россію, въ безъумствѣ своемъ призываютъ вѣрныхъ подданныхъ НАШИХЪ къ предательству, и наконецъ, 13 сего мѣсяца, среди мятежнаго противозаконнаго Сейма, присвоивая себѣ имя представителей своего края, дерзнули провозгласить, что Царствованіе НАШЕ и ДОМА НАШЕГО прекратилось въ Польшѣ, и что Тронъ, возстановленный ИМПЕРАТОРОМЪ АЛЕКСАНДРОМЪ, ожидаетъ инаго МОНАРХА. Сіе наглое забвеніе всѣхъ правъ и клятвъ, сіе упорство, въ зломысліи исполнили мѣру преступленій; настало время употребить силу противъ незнающихъ раскаянія, и МЫ, призвавъ въ помощь Всевышня-го, Судію дѣлъ и намѣреній, повелѣли НАШИМЪ вѣрнымъ войскамъ идти на мятежниковъ. Россіяне! Въ сей важный часъ, когда съ прискорбіемъ ОТЦА, но съ спокойною твердостію ЦАРЯ, исполняющаго священный долгъ СВОЙ, МЫ извлекаемъ мечь за честь и цѣлость Державы НАШЕЙ, соедините усердныя мольбы свои съ НАШИМИ мольбами предъ олтаремъ Всевидящаго, Праведнаго Бога. Да благословитъ Онъ оружіе наше, для пользы и самихъ НАШИХЪ противниковъ; да устранитъ скорою побѣдою препятствія въ великомъ дѣлѣ успокоенія народовъ, Десницею Его НАМЪ ввѣренныхъ, и да поможетъ НАМЪ, возвративъ Россіи, мгновенно отторгнутый отъ нея мятежниками край, устроить будущую судьбу его на основаніяхъ прочныхъ, сообразныхъ съ потребностями и благомъ всей НАШЕЙ Имперіи, и положить навсегда конецъ враждебнымъ покушеніямъ злоумышленниковъ, мѣчтающихъ о раздѣленіи. Вѣрные подданные НАШИ! Сія цѣль достойна вашихъ трудовъ и усилій; вы привыкли нещадить ихъ за НАСЪ и Отечество.
