— Не просто умертвил. Они издевались уже над мертвым посланником империи, носили его голову по городу и никто не мог остановить это безобразие, — с гневом сказал государь, сверкая глазами.
— Да, их бесчеловечно умертвили, прежде чем подоспела помощь от правительства, испуганного таким происшествием, — тихо проговорил Нессельроде.
— Если бы правительство было напугано, оно прекратило бы избиение наших людей в самом начале, — с дрожью в голосе, готовый взорваться сказал Николай Павлович и спокойнее спросил: — Мне известно, что господин Грибоедов и его товарищи долго сопротивлялись. Так ли это?
— Они отстреливались. Дрались врукопашную. Но численное превосходство… — начал было Нессельроде.
— Не надо про численное превосходство, — прервал его император. — Главное, не сидели сложа руки, не просили пощады, а дрались, как и подобает русским людям! Да, скажи мне, — он прервал свою пылкую речь и посмотрел на министра исподлобья. — А что шах-то? Какие действия он произвел?
— Раздраженный шах тотчас арестовал и наказал виновных, — сказал, волнуясь, Нессельроде.
Карл Васильевич знал, сейчас император потребует высказать мнение, как в дальнейшем поступать с Персией. Наверняка, если будет сказано, что надо ждать вестей из Тегерана, он вспылит, прикажет немедленно отписать шаху.
— Меня удивляет, что ты во всем обвиняешь господина Грибоедова. Но он находился на своей территории. Не мне тебя учить, опытного дипломата, какими правами обладал чиновник министерства иностранных дел, принимая у себя армянина, — неожиданно вернулся к началу разговора Николай Павлович.
— Но он пренебрег нравами и обычаями страны… — попытался выйти из положения Нессельроде.
— Довольно, — император стукнул ладонью по столу. — Ты призван защищать наших граждан, а не нравы и обычаи других народов.
— Но не войну же объявлять, — обронил министр иностранных дел. И спешно, словно в оправдание, добавил: — Мы еще не закончили турецкую кампанию. Две войны вести сразу для России будет трудно.
— Мне известно — ты просил Паскевича не обострять персидского вопроса, — с иронией сказал государь. — Чтобы этого больше я не слышал! Мы должны проявить чрезвычайную твердость, объявив шаху, что отвратить угрозу падения династии Каджаров возможно только испросив прощения у русского царя. Документ такой силы должен быть подготовлен сегодня же.
Положение на Кавказе и без того осложнялось беспрерывными стычками с горцами. Николай Павлович предупреждал генералов перестать утеснять и раздражать горцев. Ему нужны были не победы, а спокойствие. Он советовал приголубить народы Кавказа, привязать их к русской душе, ознакомив их с выгодами порядка, твердых законов и просвещения, утверждая, что беспрестанные стычки и вечная борьба все более удаляют горцев от России, поддерживая воинственный дух в их племенах, без того любящих опасности и кровопролитие. Для противостояния Персии сейчас, как никогда, нужен был мир на Кавказе.
* * *
Война с турками завершалась взятием Варны и отходом русских войск от Шумилы за Дунай. Отступление вызвало ликование в европейских государствах. Туркам прочили победу, поощряя Порту к решительным действиям.
Но 9 февраля 1829 года император Николай I уволил главнокомандующего графа Витгенштейна, назначив на его место генерала Дибича. Начальником штаба у него стал генерал-адъютант барон Толь. Были произведены перемены, облегчившие положение солдат — смягчена чрезвычайно строгая дисциплина, улучшено продовольствие, разрешено ношение в походах вместо киверов — фуражек и преобразованы обозы.
В Берлине готовились к встрече невесты принца Вильгельма, принцессы Саксен-Веймарской Августы, дочери великой княгини Марии Павловны, племянницы императора Николая I. К торжеству приглашался дипломатический корпус.
Когда дипломаты собрались, явился князь Волконский и во всеуслышание позвал французского посла графа Агу в кабинет к императору Николаю Павловичу, желавшему с ним побеседовать. Мало кто догадывался в тот момент, что с этой минуты в Берлине начались мучительные переговоры в поисках мира с Османской империей.
В другом помещении дворца с прусским министром иностранных дел графом Бернсторфом беседовал генерал-адъютант Бенкендорф. Александр Христофорович, выполняя поручение государя, пытался выведать мнение прусской стороны, заинтересована ли она в окончании войны России с Турцией.
Бенкендорф указывал:
— Настойчивость императора Николая продолжать начатую войну с углубленною энергией следует приписать проискам европейских кабинетов и надеждам, которые они подают Турции на их посредничество. Если кампания нынешнего года не увенчается полным успехом, на следующий год государь снова лично станет во главе своих войск, за которыми, в случае нужды, последует вся Россия, готовая всем пожертвовать ради славы нашего оружия.
Не давая министру прийти в себя, Александр Христофорович продолжал:
— Европа своими интригами принудит нас дойти до Константинополя и сама вызовет падение Турции, тогда как сохранение ея входит в обоюдные наши интересы. Если же, напротив, кабинеты вместо одобрения султана к борьбе с Россиею и обещания ему помощи или посредничества постараются убедить его в бессилии Порты и в необходимости просить того мира, который предложен ему был императором Николаем еще при переходе наших войск через Дунай, то они тотчас увидят готовность нашу предложить частные условия и довольствоваться теми гарантиями, каких необходимо требуют наша торговля и обеспечение наших азиатских границ.
— Но вы, верно, оставите за собою, по крайней мере, Молдавию и Валахию? — попытался возразить Бернсторфт.
Бенкендорф отвечал министру, дескать, нет ни малейшей надобности России забирать Молдавию и Валахию, и надлежало бы иметь более доверия к слову императора, обещавшего перед войною, что он начинает ее не для завоеваний. В заключение он сказал, что прибытие императора Николая в Берлин дает прусскому кабинету повод принять на себя в Восточном вопросе роль миротворца.
Эта мысль понравилась министру.
71
Переговоры в Берлине удались. По соглашению императора с королем решено было немедленно отправить в Константинополь с мирными советами генерала Мюфлинга, а пока сохранить это поручение в величайшей тайне. Никто еще и не подозревал, что на Востоке уже произошли важные события, которые делали излишним дипломатическое вмешательство Пруссии.
Через шесть дней царская семья покинула Пруссию. В Клише Николая Павловича с семьей встречали цесаревич Константин Павлович и великий князь Михаил Павлович.
Незадолго до их встречи, 6 мая, русская армия снова переправилась через Дунай и обложила Силистрию. Силистрия пала 18 июня. Несколько ранее, турецкая армия Решид-Мехмед-паши, выйдя из Шумилы и осадив Праводы, занятые русскими войсками генерала Куприянова, сама оказалась отрезанной от главных войск. В теснинах Кулевича ее встретил Дибич и после упорного боя 30 мая разбил ее. Решиду пришлось спрятаться в Шумиле. Для удержания ее, визирь притянул к себе отряды, охранявшие пути в горах, и ослабил также береговую линию. Русские войска приступили к осаде Шумилы.