Осенью 1846 года действительный тайный советник Степан Васильевич Сафонов, состоявший директором гражданской канцелярии при Кавказском наместнике князе Михаиле Семеновиче Воронцове, был командирован из Тифлиса для личных объяснений с императором Николаем I о преобразовании карантинно-таможенного управления на Кавказе и составлении нового тарифа для Закавказского края.
* * *
В 11 часов 45 минут двери в кабинет отворились, вышел камердинер и сказал Сафонову:
— Пожалуйте к государю.
После коротких приветствий и обмена любезностями, государь поинтересовался здоровьем князя Воронцова, а потом поднял папку, лежавшую перед ним, и, слегка пошевеливая ею, сказал:
— Ну, ты привез много важных предложений. Я только слегка успел пробежать бумаги, но потом прикажу князю Барятинскому дать им надлежащий ход. Я должен тебя предупредить, что против их есть много возражений со стороны министров и замечаний собственно от меня. Очень буду рад, если ты мне прояснишь и, хотя бы отчасти, переменишь мое убеждение.
Сафонов готов был сразу же возразить, но смутился и начал подробно объяснять ситуацию:
— Единственное возражение против льготной торговли за Кавказом заключается в жалобах московских фабрикантов. Но показания их неимоверно увеличены, и я надеюсь, что при рассмотрении данных чисел это будет указано. По всем сведениям, собранным самым аккуратным образом, оказывается, что вместо 5 миллионов рублей ввозится только, по собственным показаниям купцов, приблизительно на 2,5 миллиона. Как мне говорили некоторые тифлисские купцы, эти показания преувеличены ими по той причине, что всякий купец всегда старается показать, что он торгует на гораздо больший капитал, нежели есть в самом деле, для поддержания своего кредита. Убавив из этой суммы те товары и те произведения, которые шли, идут и будут идти ежегодно из России за Кавказ, как например: железо, сталь, стекло, полотно и прочее, увидим, что показания московских фабрикантов уменьшаются в значительной степени, а при тщательном рассмотрении окажутся совершенно ничтожными.
— Я думаю и сам, что жалобы московских фабрикантов слишком преувеличены, но кроме этого есть у меня другие причины в политическом отношении. Слушай меня и помни хорошо, что я буду говорить, — сказал Николай Павлович и, сосредоточенно глядя на Сафонова, намеренно медленно обратился к нему: — Не судите о кавказском крае как об отдельном царстве. Я желаю и должен стараться сливать его всеми возможными мерами с Россиею, чтобы все составляло одно целое. Я к этому стремлюсь и должен стремиться. Я стараюсь, чтобы все истекало сюда, — он показал на свою грудь, — чтобы тамошние жители знали и чувствовали, что они зависят от Севера, что на них падают лучи тамошнего солнца и что они получают свою жизнь и свое благосостояние, наравне с другими частями обширного Царства Русского, одного светила. Вот к чему я стремлюсь.
Я говорю с тобой откровенно, — продолжал государь, но уже спокойным тоном, — а вы желаете у себя, предоставляя Закавказскому краю свободную торговлю, заставить жителей быть уверенными, что все хорошее получают они не от России, а извне, и вместо слития края, стремитесь к разъединению.
Отправляясь в столицу, Сафонов был уверен, что государь непременно одобрит предложение предоставить льготную торговлю за Кавказом. Ведь оно исходило от его любимчика Воронцова. Чуть больше года назад, 25 марта 1845 года, Михаил Семенович провалил операцию по захвату Шамиля. Отряд, руководимый графом, понес большие потери. Любого другого военачальника ждало бы суровое наказание, Воронцов же, несмотря на провал, за поход к Дарго, Высочайшим указом от 6 августа 1845 года был возведен и с нисходящим его потомством в княжеское достоинство Российской Империи.
Улыбнувшись пришедшей на ум мысли, Сафонов посмотрел на Николая Павловича и, ожидая, что тот сейчас же даст согласие на льготу, смело возразил:
— Я думаю, ваше императорское величество, что делать добро краю есть самое лучшее средство сливать его с Россиею, а предоставляя Закавказью свободную торговлю, вы сделаете ему величайшее добро. Да и Михаил Семенович, направляя меня к вам, очень надеялся на благополучный исход нашего разговора.
Император шутливо пригрозил пальцем:
— Не думай, что кроме твоей канцелярии нет других важных управлений. Не думай, что кроме Закавказского края нет другой важной отрасли в государстве. Я очень понимаю, что ты как директор канцелярии, занят одним тебя занимающим предметом. Это очень натурально. Я сам более десяти лет управлял отдельною частью и думал тогда, что кроме моей части нет ничего важного в России и что все прочее трын-трава. Но с тех пор, как я уже двадцать один год занимаю настоящее место, я переменил образ моих мыслей и вижу, что кроме Кавказа есть у меня и другие важные обязанности. Вот мои собственные политические отношения против вашего проекта, не говоря уже о возражениях министров. Потом положим, что, как вы говорите, контрабанда очень сильна, но все-таки часть товаров проходит через таможни, казна получает пошлину, а учреждением порт-франко мы лишимся этих доходов.
— Смело и решительно уверяю ваше императорское величество, что с учреждением льготной системы таможенные доходы не только не уменьшатся, но непременно в десять раз увеличатся. Тогда не будет никакой надобности привозить контрабанду, что стоит производителям довольно дорого, и все пойдет через таможни, будут платить пошлину, — не обращая внимания на недовольный взгляд государя, говорил Сафонов, настойчиво полагая, Николай Павлович должен его понять, что любое другое решение жестоко обидит Михаила Семеновича Воронцова.
Выпалив на одном дыхании последние аргументы в защиту идеи, Сафонов замер в ожидании ответа. Перед ним сидел человек, соединявший с душою великодушной и рыцарской характер редкого благородства, но в то же время душивший всякое проявление инициативы. Угнетение, которое он оказывал, не было угнетением произвола или каприза, оно было обдуманным. Поступая по своему разумению, Николай Павлович был всегда глубоко убежден, что все делает во благо родины. С ним невозможно было спорить. И все-таки у директора канцелярии теплилась маленькая надежда.
— Хорошо, положим и так. Но на новое учреждение требуются деньги, — прищурился император.
— Вместо тех миллионов, которые постоянно требовались на устройство одних только карантинов, по проектам Вельяминова, Нейдгардта, Головина и в особенности Гурко, мы просим только несколько десятков тысяч рублей, — откинув голову, сказал Сафонов.
— Да! — Николай Павлович подался вперед. — Вы требуете 86 тысяч рублей серебром.
Сафонов покачал головой:
— Позвольте, государь, сказать, что со времени вступления князя Михаила Семеновича в управление краем по гражданской части не было требовано от казны ни одной прибавочной копейки. Мы учредили новый участок в Карабахском уезде, усилили средства Кутаиского уездного управления, назначили оклады помощников в Горном округе, учреждаем теперь две области Имеретинскую и Дагестанскую, и на все эти учреждения мы не требовали и не требует от казны ни копейки, а обходимся собственными средствами.
