На похоронах присутствовали только члены семьи: родители, две сестры и дядя — и мы. День был душный. Что было большим ударом для семьи Вилли: то, что он умер таким молодым, или то, что он преступник? Они были убиты горем и смущены, или только убиты горем? Я даже не знаю, был ли извещен его преподобие, проводивший службу, о том, что Вилли — убийца?
На камне высечено «Уильям Р. Листер» — не Вилл, его литературный псевдоним, и не Вилли, его имя для друзей. Когда я смотрю на имя на памятнике, то почему-то вспоминаю его статью об отеле «Челси»: она получила награду, но ему пришлось на коленях умолять, чтобы ее запустили в тираж.
На кладбище могильные камни двухсотлетней давности, казалось, покрылись потом на такой жаре. На некоторых могилах трава хорошо ухожена, но вокруг расстилается жухлое дикое поле. Место Вилли находится близко от дороги, проходящей рядом с кладбищем, и мне едва удается расслышать слова из-за шума останавливающихся и трогающихся с места автомобилей.
Кристин Листер, блондинка, как и ее брат, была одета в черное и выглядела очень красивой. Она высокая, с прекрасной фигурой, и скоро получит степень выпускницы медицинского колледжа. Ее голубые глаза были влажными, но она не плакала. Хотелось бы встретиться с ней как-нибудь потом.
Я прикидываю, что надо выждать несколько недель, прежде чем позвонить мистеру Листеру и осторожно намекнуть ему, что мне пришлось выложить свои деньги, чтобы перевезти тело Вилли в Огайо.
Когда на следующий день мы возвращаемся утренним рейсом в Нью-Йорк, мне хочется склониться к Лиз и прошептать ей: «Если ты не можешь сделать так, чтобы твой лучший друг убил твоего злейшего врага, какая польза тогда от друзей? Для этого друзья и существуют, верно?»
Но я никогда никому не скажу этого.
* * *
Вот для чего нужны друзья.
Вилли снял меня с крючка. Он оставил записку — детектив Марино так и не сообщил мне ее полное содержание, а я был слишком напуган, чтобы спросить об этом — и принял наказание.
(Написал ли он ее до того, как отправиться в ванную, или когда уже лежал в ней? Держал ли он при этом пистолет в другой руке? Это случилось в старой, уродливой ванне на кухне, дошедшей до нынешних времен из двадцатых годов, с глубоко въевшейся грязью и плесенью. Но Вилли ушел с шиком. Ванна была наполнена шампанским «Кристалл» от вечно ускользающего Бориса Монтегью, которое он прислал Вилли за беспримерный галоп по всей Европе несколько месяцев назад.)
Марино просмотрел всю переписку по электронной почте между Вилли, мной и Марком Ларкином. Мне не грозили неприятности. Когда-то, давным-давно, я — в шутку, а вы как думали — посоветовал Вилли, куда засунуть Марку Ларкину его галстук-бабочку. Откуда я мог знать, что он на самом деле сделает такое? Марино запротоколировал все угрозы Вилли, отметил нашу с покойным расцветавшую дружбу — все идеально вставало на свои места.
Дело было закрыто.
Эта история не попала даже в газеты благодаря великолепному тройному убийству в Ист-Сайде в тот же день. Богатый пластический хирург (много известных людей было среди его клиентов) убил свою жену, ее любовника, а затем и сына любовника, с которым у него были сексуальные отношения. Он пытался застрелиться, но оружие заклинило. Это из тех историй, которые будут долго на слуху; может быть, Эмма Пилгрим или Тони Лансет напишет об этом статью для «Ит». Или, может быть, я напишу ее.
Но случай с Вилли все-таки наделал шума — в издательских кругах некоторое время активно обсуждались темы: «„Золотой мальчик“ сходит с ума и убивает обошедшего его соперника. Зависть. Одержимость. Безумие. Убийство». «Пост» даже упомянул тот факт, что Вилли в последнее время сильно набрал вес.
Как они про это узнали, ума не приложу, но один местный канал показал отрывок видеозаписи, на которой Вилли играет в футбол. Они прокрутили кассету, которую он мне раз десять показывал. Вот он под дождем врезается в толпу, сбивает игроков с ног оглушительными ударами, его длинные желтые волосы мелькают по всему полю, летят комья грязи. Вот он курит сигарету на боковой линии.
«Ох, зря он так себя ведет», — звучит голос за кадром.
* * *
Раздел свадебных объявлений «Таймс» иногда печатает фотографии счастливых, улыбающихся пар. Правда, иногда печатают только фотографию невесты, иной раз фотографий не бывает вообще. Мы с Лесли тоже отослали пару снимков, но в нашем объявлении они не поместили ни одной фотографии.
Я сравнил себя с остальными женихами, сочетавшимися в тот же день. Два доктора, конгрессмен, юристы, несколько биржевых брокеров. Да, я не попал в их лигу. Но затем обнаружились еще владелец свечного заводика, помощник продавца из магазина, торгующего черепицей, несколько выпускников университета и пара неудачников, помогающих родителям вести бизнес. Так что, несмотря на «Тип-Топ Тогз» и «Мокрых парней», я, по-моему, выглядел достойно.
Я сделал это. Я вытянул свой счастливый билет.
Старший редактор журнала «Ит». Не так уж плохо.
* * *
Конечно, мне пришлось рассказать Лесли о своем менее звездном происхождении до того, как она прочитала бы об этом в газетах.
(Я также признался начистоту Бетси, сказав ей, что эпизод с Марком Ларкином заставил меня переродиться и очистить душу от вранья.)
Какое-то время Лесли металась в ярости по поводу политики компании, предписывающей ей сменить место работы. Она никогда не слышала о подобном и в бешенстве набрасывалась на меня:
— Ты знал об этом?!
— О чем?
— Бетси Батлер сказала мне о том, что семейные пары в «Версале» не могут — не могут — работать вместе в одном журнале. Я должна перейти. Или ты должен! Ты знал об этом?
— Теперь я припоминаю что-то о политике компании. Но мне не приходило это в голову. Клянусь Богом!
Ее щеки горят, а глаза мечут молнии.
— Ладно? Кто уходит? Ты? Или я? Кто уходит?
— Я-я-я проработал в «Ит» дольше тебя, милая.
Она забирается в кресло с ногами, подтянув колени к подбородку, и изо всех сил сдерживается, чтобы не расплакаться.
— В это невозможно поверить, — говорит она.
Вот теперь пришло время, когда я должен ей рассказать еще кое-что.
(Вы думаете, я действительно не помнил о политике компании? Я вас умоляю!)
После всех объяснений мы сидим на диване, и я обнимаю все еще всхлипывающую Лесли.
— Мы будем счастливы, правда? — хнычет она, уткнувшись мне в плечо.
— Я надеюсь.
— Увидишь, мы будем так чертовски счастливы, что все вокруг будут нам завидовать.
— Звучит неплохо.
— Ты быстро пойдешь вверх, я тоже, и мы станем просто сказочной парой. Через два года я стану арт-директором «Ши». Мы заставим Тома Лэнда и Тришу выглядеть просто идиотами, каковыми они и являются. И им придется приглашать нас на ужин.
