Швейцар продолжал настаивать на том, что дети не могут вернуться в пентхаус, и поэтому вся троица уселась на нижнюю ступеньку дома 667 на Мрачном Проспекте, дав отдых усталым ногам, и принялась есть то, что они принесли с собой. Бодлерам не приходилось столько бегать с той поры, как Олаф — тогда он был в своем предыдущем обличье — заставлял их сотни и сотни раз бегать по кругу, что входило в его хитроумный план украсть их наследство. Как хорошо, когда сидишь, закусываешь и спокойно ведешь беседу. Вайолет и Солнышку давно не терпелось поговорить о таинственном исчезновении Гюнтера и о том, что можно сделать, чтобы его отыскать. Но Клаус почти не принимал участия в их разговоре. Когда сестры спросили его напрямик, что он думает о планах Гюнтера, он промямлил что-то маловыразительное, так что Вайолет с Солнышком решили оставить его в покое вместе с его идиосинкразией, а сами сидели и тихонько разговаривали до того момента, когда консьерж ввел в вестибюль Джерома и Эсме.
— Хеллоу, Джером, хеллоу, Эсме, — приветствовала их Вайолет.
— Третчев! — крикнула Солнышко, что означало: «Добро пожаловать домой!».
И даже Клаус пробормотал что-то не совсем внятное.
— Какой приятный сюрприз встретить вас здесь, — сказал Джером. — Гораздо легче будет одолеть эти лестницы в компании очаровательных молодых людей.
— К тому же вы поможете отнести наверх ящики с содовой. Они у двери снаружи, — сказала Эсме. — Теперь хотя бы я буду спокойна, что не обломаю ногти.
— Мы будем только рады помочь вам нести наверх ящики, — сказала Вайолет. — Но консьерж говорит, что нам не велено возвращаться в пентхаус.
— Не велено? — Джером нахмурился. — Что все это означает?
— Миссис Скволор, вы дали мне особое указание не пускать детей в пентхаус, — сказал консьерж. — По крайней мере до того, как Гюнтер покинет здание.
— Что за чушь! — возмутилась Эсме. — Гюнтер покинул пентхаус вчера вечером. Какой из вас консьерж после этого?
— Я актер по профессии, — ответил консьерж, — но вполне способен исполнять данные мне инструкции.
Эсме посмотрела на него в упор взглядом, которым она, очевидно, смотрела на своих клиентов, давая им финансовые советы.
— Инструкция изменилась, — сказала она. — Согласно новой инструкции вы обязаны беспрепятственно пропустить меня и близнецов в мою семидесятиспальную квартиру. Ну как, дошло, комедиант?
— Дошло, — сразу сникнув, покорно ответил консьерж.
— Отлично! — Эсме повернулась к детям. — Поторопитесь, дети, — сказала она, — Вайолет и… как тебя там, возьмите по ящику, а Джером понесет остальное. От бэби, как я понимаю, толку мало, но это можно было предвидеть. А теперь давайте двигаться.
Через несколько минут трое детей и двое взрослых уже взбирались наверх по шестидесятишестиэтажной лестнице. Бодлеры надеялись, что Эсме поможет им тащить тяжелые ящики, но шестой по важности финансовый советник едва сдерживала нетерпение — так ей хотелось поскорее рассказать о своей встрече с королем Аризоны. Поэтому не удивительно, что ей в голову не приходило помочь тащить наверх тяжеленные ящики каким-то несчастным сиротам. Всю дорогу она не умолкала ни на мгновение, и ее восторженный голос иногда доходил до визга: «Представляете, он поведал мне о множестве вещей, которые сейчас в моде. Во-первых, грейпфруты, во-вторых, ярко-синие хлебницы, кроме того, доски для объявлений с фотографиями ласок. И еще масса и масса всего. Я вам, пока мы поднимаемся, назову все, что было в его списке». Оставшуюся часть пути Эсме перечисляла все, о чем сообщил ей Его Аризонское Величество. Обе сестрички превратились в слух. Пропуская, конечно, мимо ушей занудную болтовню Эсме, они уже второй раз за день напряженно слушали каждый звук и шорох за закрытыми дверями, пытаясь угадать, не прячется ли за одной из них Гюнтер. Однако ни Вайолет, ни Солнышко не услышали ничего подозрительного. Им хотелось спросить у Клауса — шепотом, конечно, чтобы не услышали Скволоры, — не напал ли он на след Гюнтера. Но по его виду они поняли, что у него не прошла еще идиосинкразия и он по-прежнему о чем-то все время думает, а потому шорохи в квартирах для него все равно что скрип автомобильных шин, звук падающего водопада в кино или же шуршание лыж при беге по пересеченной местности, как и болтовня Эсме о том, что модно и что не модно.
— Да, и еще обои пурпурного цвета, — вспомнила Эсме, когда Бодлеры и Скволоры закончили обед из модных продуктов, запивая его содовой с петрушкой, которая по вкусу оказалась еще противней, чем по названию.
Но Эсме все не могла успокоиться:
— В моде, кроме того, треугольные рамы для картин, очень оригинальные салфетки с резными краями и баки для мусора, расписанные по трафарету буквами алфавита и…
— Простите меня, — вдруг сказал Клаус, отчего его сестры едва не подпрыгнули от удивления. Клаус впервые с тех пор, как они спустились в вестибюль, произнес нечто членораздельное. — Я не хотел прервать вас, но мои сестры и я очень устали. Простите нас, но мы, если можно, пораньше бы сегодня легли спать.
— Непременно, — ответил Джером. — Вы должны как следует отдохнуть перед завтрашним аукционом. Я отвезу вас в Веблен-Холл ровно в десять тридцать, так что…
— Ты не успеешь, Джером, — сказала Эсме. — В моде сейчас желтые канцелярские скрепки, и тебе придется, как только встанет солнце, поехать в Канцелярский район и закупить там некоторое количество. А детей отвезу я сама.
Джером пожал плечами и незаметно улыбнулся детям.
— Не хочу с тобой спорить, Эсме, — сказал он. — Может, ты уложишь детей и подоткнешь им одеяла?
— Ну уж избавь, — нахмурившись, ответила Эсме и отпила глоток содовой. — Натягивать одеяла на трех извивающихся детей — слишком утомительно. Увидимся завтра, дети.
— Надеюсь, — зевнув, сказала Вайолет. Она знала, что Клаус попросил разрешение уйти пораньше для того, чтобы рассказать ей и Солнышку, о чем он так усиленно думал. Но после прошлой бессонной ночи, обшаривания пентхауса и спуска по всем лестницам на цыпочках она чувствовала себя смертельно усталой. — Доброй ночи, Эсме. Доброй ночи, Джером, — сказала Вайолет.
— Доброго сна, дети, — ответил Джером. — И пожалуйста, если проснетесь посреди ночи и захотите перекусить, не оставляйте крошек. Они почему-то рассыпаны по всему пентхаусу. Дети быстро обменялись взглядами и про себя улыбнулись своей маленькой тайне.
— Простите нас, — сказала Вайолет. — Завтра, если нужно, мы все пропылесосим.
— Пылесосы! — радостно воскликнула Эсме. — Я знала, было еще что-то из модных вещей, которые он упомянул… Вспомнила, картины, изображающие лошадей, ватные тампоны, и всё с шоколадной обсыпкой, и еще…
Бодлеры почувствовали, что больше не в силах слушать модный перечень, и, собрав тарелки, отнесли их в ближайшую кухню, откуда по коридору, украшенному рогами разных зверей, дошли до гостиной, затем миновали пять ванных, свернули налево к еще одной кухне и наконец добрались до спальни Вайолет.
