Местные дожди – мечта меланхолика, словно созданы, чтобы ввергать людей в депрессию. Мало того что вокруг все серо и уныло, так и еще эта не то вода, не то кромешная сырость. Воздух, пронизанный тончайшими нитями, и зонт не спасает, поскольку сырость моментально пропитывает одежду. И даже плотная куртка ей не помеха, что уж говорить о шерстяных штанишках.
– Потом была тайная встреча, выброс магии, и… девушка заболела, твой благоверный тоже, но никто не знает чем. Точнее, знать наверняка знают, но не говорят.
Арина кивнула, она смотрела на дождь задумчиво и, раскрыв ладонь, подставила ее под ледяные струи. Вода обняла руку, легла тончайшей прозрачной перчаткой, чтобы выпустить нити-ручьи с пальцев.
– Мне это рассказал Марек… мой знакомый… фамилии, уж прости, не знаю. Но он утверждал, что случилось это с его сестрой… а еще подружка, кажется, с собой покончила.
Я замолчала.
Как-то… много всего и сразу. Нет, в жизни и не такие совпадения случаются. Вон, Марина Егоровна из первого подъезда пять лет подряд ногу на крыльце ломала. В январе. Она уж после второго раза береглась, спускалась аккуратненько, обеими руками за перила держась, а все равно то ли подворачивала, то ли оскальзывалась, черт ее знает, главное, что как январь, так «скорая» у первого, а после сынок Марины Егоровны с нею на руках выплясывает…
Так что могло Мареку не повезти, но… вот не верилось, и все тут.
– Интересный вариант… – Арина убрала руку. – Я попрошу дядю проверить, возможно, моя информация недостоверна…
Ага, или Марек лгал что сивый мерин.
Только зачем?
– Марек… имя такое… знакомое… он, случайно, не шайфру? – Арина вытерла пальцы платочком.
– Вроде того…
– Любопытно.
Ясно, что-то она поняла, но пониманием этим делиться не спешит.
А дождь усиливается, и кажется, сама мысль о прогулке была не такой уж удачной. Вымокну как пить дать… а может, переселиться? В комнате-то не слишком жарко, и из окна сквозит, а значит, здравствуй, сезон простуд. Или маг жизни не способен простудиться? Дома-то я болела редко и не сказать, чтобы тяжело. То ли генетика так проявлялась, то ли просто организм понимал, что на врачей и лекарства денег нет, а потому боролся самостоятельно, но… у меня двадцать пять тысяч на счету, хватит оплатить нормальную общагу. И здравый смысл…
– У Айзека был… конфликт с одним молодым человеком по имени Марек. Из шайфру, – Арина удосужилась посмотреть на меня. – Насколько я понимаю, из-за девушки… вполне возможно, они действительно кого-то не поделили, но… Айзек не виноват.
– В чем не виноват?
– Ни в чем…
Глава 23
В общаге я все же решила остаться. Здесь меня всего-навсего игнорируют, что не смертельно и порой удобно даже, а вот в логове особ особо благородных так просто не будет. Припомнят мне и ту блаженную троицу, и лавандовую дурочку, ныне обреченную отрабатывать свои прегрешения в благотворительном крыле Королевской клиники. Как по мне, наказание весьма сомнительное, наши только на втором курсе на практику в клинику пойдут, но, сдается, этот нюанс никого не заинтересует. Бедняжку уже жалеют, а я… нет, лучше уж я со сквозняками воевать буду, чем с людьми.
Сквозняки в этом плане предсказуемей.
А вот люди… из головы не шел Марек.
Искать?
Допрашивать?
Вцепиться в рубашку с криком, почто ты меня обманул, гад этакий? Глупо, и не обязан он отчитываться, но…
А ведь Айзека он действительно ненавидит. Не знаю, с причиной ли, без причины, но ненависть всегда была неплохим мотивом. И может ли статься, что именно Марек дошел до убийства? Нет, как-то не хочется верить, но… в ту ночь, когда я уснула, Марек был рядом… был ли?
Его проверяли.
Не могли не проверить, и вообще, нет у меня таланта детективного, как ни крути, и слишком мало я знаю о мире и людях, чтобы лезть в это дело.
Но с Айзеком побеседовать стоило.
С этой мыслью я забралась в постель, прихватив с собой книгу, на сей раз не учебник, а воспоминания некоего господина, предпочитавшего именовать себя «покорным слугой», о временах далеких и маге жизни. Воспоминания эти были писаны на редкость витиевато, занудно и то и дело прерывались крайне пространными сентенциями на тему человеческой глупости, жадности, неблагодарности и прочих пороков. Возникла даже мыслишка, что не сам ли писавший и был магом, которого поддостало вкалывать на ниве общественного благополучия, но потом я ее отбросила: мага автор тоже не одобрял.
Конечно, лечил-то он не тех, кто и вправду достоин, а всех подряд, скотина этакая…
Я уснула.
Не помню как, но очнулась уже ночью, во всяком случае, за окном стояла темень непроглядная. Да уж… благости во мне не прибыло, трепета тоже, но зверски захотелось есть и в туалет, причем в туалет сильнее. С голодом я управляться умела, в жизни не раз и не два приходилось без ужина оставаться, а порой и без завтрака с обедом, а вот мочевой пузырь в отличие от желудка подобных вольностей не одобрял категорически. И, вздохнув, я сползла с постели.
Теплой, между прочим.
А в комнате холод стоял зверский. Пол ледяной, стены влажноватые, будто слезами покрыты. Потребовать от коменданта, чтобы окно заменили? Или дело не в окне, а в общем, так сказать, состоянии общаги? Тапочки мои – к слову, тоже слегка влажные – отыскались под кроватью.
Я приоткрыла дверь и выглянула в коридор.
Тишина.
Темнота.
Вялый свет камней, которые активировали один через дюжину, позволял различить смутные очертания коридора и дверей. А время-то далеко за полночь… ничего себе убаюкала книженция. Надо будет завтра в библиотеку отнести, все равно ничего полезного в ней не найду.
Морали я и сама читать умею.
До туалета, расположенного в противоположном – кто бы сомневался в моем везении – конце коридора, я добралась без проблем и здесь уже, активировав кристалл, вздохнула с немалым облегчением. Все-таки ночные прогулки – не мое…
И чувство вот такое, погановатое.
Не чувство – предчувствие.
Я быстренько отыскала более-менее чистую кабинку и присела.
В комнате где-то булочки Малкольма оставались, а утром овсяночки сварят… овсяночка – самое оно… и киселек. Было время, когда я кисель не жаловала, а потом научилась готовить и оценила.
Лучше о киселе думать, глядя на хрипящий кран, из которого лилась тонкая струйка воды, чем о том, что рядом вот-вот произойдет нехорошее.
Что?
Не знаю, но очень нехорошее. Моя интуиция не просто шептала – орала дурным голосом. Причем непонятно было, что требовалось от меня, то ли на помощь позвать, то ли лично подвиг совершить. Если и подвиг, то какой?
